Обняв за плечи, он притягивает меня к себе, его освежающий аромат согревает мои конечности.
― Ладно, о чем ты хотела спросить? Кофе в руке, я готов.
Усомнившись в себе, я говорю:
― Э-э-э, неважно.
― Ни за что. ― Он качает головой. ― Я готовил кофе в самой крошечной кухне, которую когда-либо видел, так что спрашивай.
Усмехаясь, прижимаюсь головой к его плечу, чувствуя невероятную нервозность, но в то же время любопытство от того, каким будет его ответ.
― Итак, что между нами происходит?
Он молчит мгновение, и я затаила дыхание, ожидая его ответа. Наконец:
― Черт, если бы я знал. ― Роарк почесывает челюсть. ― Я знаю, что не могу быть с тобой, но у меня не получается держаться подальше.
― Это бессмысленно. Ты прикасаешься ко мне, будто мы вместе. Ты говоришь со мной, словно между нами нечто большее, чем дружба, но, когда дело доходит до чего-то физического, ты увиливаешь.
― Я не увиливаю. Я останавливаю себя по уважительной причине.
― По какой причине? ― спрашиваю я разочарованно.
― Ты знаешь, по какой, Саттон.
― Значит, ты можешь возбуждать меня, находясь рядом, а затем уходить, оставляя жаждать твоих прикосновений?
Я отталкиваюсь от его груди и поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза, которые сосредоточены на стене напротив нас.
Он тихо отвечает:
― Это нелегко для меня, Саттон. Не думай, что мне это нравится. Хорошо? ― Роарк потирает челюсть. ― Послушай, мне жаль, что я пришел вчера вечером и сбил тебя с толку. Я размыл границы, чего не должен был делать.
Теперь он отстраняется. Я знала, что должна была держать язык за зубами.
― Вчера была тяжелая ночь, и я просто... бл*дь.
Роарк вздыхает и перекидывает обе ноги через край кровати, готовый уйти, но я хватаю его за плечи прежде, чем он успевает.
― Не уходи, Роарк. Поговори со мной. Почему вчера была тяжелая ночь?
― Ты не поймешь.
Как будто он дал мне пощечину, я отпрянула назад, оскорбленная.
― Может, я и не подвергаюсь пыткам, как ты, Роарк, но я горжусь тем, что умею сопереживать.
Должно быть, в моем голосе слышится обида, потому что он ставит кофе и оборачивается, на его лице написано сожаление.
― Я не хотел обидеть тебя.
― Однако обидел.
Вздохнув, он прислонился к изголовью кровати и потянул меня за руку, пока я не устроилась у него на коленях. Его руки опускаются на мои бедра, нежно поглаживая их вверх и вниз. Такие моменты совершенно сбивают меня с толку. Как мы дошли до этого? Этой интимной части наших отношений, в такие моменты я чувствую, что мы можем справиться с чем угодно вместе, я хочу услышать обо всех его проблемах и разгладить складку между бровями, поддержав его.
Где этот переломный момент?
Вот почему я в замешательстве, потому что в данный момент, это то, что я хочу от него, а он дает мне это в небольших дозах, не доводя дело до конца.
Будь терпелива, напоминаю я себе.
― Прости, Саттон. Я не хотел тебя обидеть. У тебя идеальные отношения с отцом, а в моей семье все иначе.
Наклонившись вперед, я прижимаю руку к его груди.
― Поэтому ты был расстроен вчера?
Его руки поднимаются к моей талии, и он притягивает меня ближе, так что наши грудные клетки почти соприкасаются. Он скользит руками к моей заднице, крепко сжимает ее, упираясь головой в изголовье, так что его адамово яблоко выпирает. У меня возникает искушение наклониться вперед и попробовать его на вкус, провести языком по шее, затем губам, я отчаянно хочу поглотить его.
― Да. ― Его хватка становится крепче. ― Мои родители... черт, они ужасны. ― Не могу поверить, что он открывается мне. Я сижу и слушаю, медленно потирая его грудь. ― Я вырос в маленьком городке недалеко от Килларни (прим. пер.: Килларни ― город в Ирландии, находится в графстве Керри. Расположен на юго-западе страны рядом с одноимённым озером). Самая высокооплачиваемая работа ― сельское хозяйство, а это не то, чего я хотел от своей жизни. Я участвовал в программе обмена студентами в Йеле, мне так понравилось, что остался учиться там. Я знал, что Америка ― это то место, где я хочу быть, где собираюсь максимально реализовать себя. Моим родителям это не очень понравилось. До сих пор не нравится. Они не особо заботились обо мне в детстве, всегда полагались на меня словно на дополнительную пару рабочих рук, поэтому, когда они узнали, что я зарабатываю деньги, они стали звонить каждый месяц, обвиняя меня в том, что не обеспечиваю свою семью.
Я хмурю брови.
― Они звонят тебе из-за денег?
― Как по часам. И я даю им их каждый раз.
― Зачем?
Он убирает руку с моей задницы, в расстройстве тянет себя за волосы.
― Так проще. Я выслушиваю эмоциональные оскорбления, которые мама выплескивает на меня, спрашиваю, сколько, а потом перевожу.
― Роарк, ― вздыхаю я, прижимая руку к его щеке. ― Семья не должна тебя использовать таким образом.
― Я знаю. ― Грустный взгляд в его глазах, напряжение в мышцах, мне больно видеть его таким. ― Это еще одна причина, по которой я не могу быть с тобой. Как только они узнают, что я встречаюсь с дочерью Фостера Грина, требования станут бесконечными.