Дневник плохой девчонки

Приветствую тебя, о богиня, из далекой языческой земли! Твой светлый образ ни на мгновение меня не покидает… Мыслями о тебе и навеяны недостойные строки, кои представляю на твой суд, а форму им помогли придать бессмертные сонеты Шекспира…

Верю, что твой развитый вкус и врожденная интуиция помогут почувствовать искренность этих строф…

Внимание! Во мне просыпается поэт!

Без тебя пропадаю, любимая, днем,
А ночами ты снишься без спросу.
Мы по Вильнюсу бродим и бродим вдвоем,
Как по райским холмам и утесам.
Ты была, есть и будешь богиней моей,
Ты единственная на века.
Пусть хранит нас любовь до скончания дней
И прославит поэта строка…

(Ого! Живой классик!)

Любимая! Вчера впервые увидел настоящую пустыню и подумал, что такая же бесконечная пустыня — в моей душе. С каждым днем я все больше чахну, потому что не могу тебя видеть, прикасаться к тебе, слышать тебя и дышать тобой… Эта бесконечная пустыня превратилась бы в оазис, если бы на безжизненный песок ступила твоя маленькая ножка…

(Правду сказать, тут я не сдержалась и заржала! «Страдания юного Робертаса»!)

Я словно одержимый вижу везде только тебя, тебя, тебя…

(Насчет одержимого — это точно!)

Мои мучители следят за каждым моим шагом, постоянно бродят поблизости и все вынюхивают, желая знать, что я делаю, куда иду, о чем думаю, чего хочу… Чувствую себя как в тюрьме. Жду мгновения, когда снова тебя увижу…

Эльвира! Знаешь ли ты, что звук твоего имени напоминает лиру?

(О-о-о!)

Все! Передышка закончилась. Они возвращаются из бассейна.

Вспомни меня, любимая,
Вспоминай меня и улыбайся…
Я почувствую это, любимая,
Почувствую, не сомневайся…

Твой несчастный смертельно влюбленный Робертас из первосортной африканской тюрьмы…

Дочитала, положила письмо на кровать… Ясно было одно — это диагноз! Честное слово, я растерялась… Поняла, что ничего не понимаю… Либо они оба — как из средневековья, либо Эле очень весело живется, раз она получает такие смешные письма… Что у девок от любви мозги размягчаются, мне было хорошо известно и даже, в общем, казалось естественным — нагляделась на эти страсти. Сразу начинаются всякие непредсказуемые проливания слез, вздохи, дневники, стихи и все такое прочее… Правда, не у всех… Но парни-то? Они же совершенно другие! Они никогда не краснеют перед девчонками, словно какие-нибудь недоноски, не кривляются, не красят ресницы, не хихикают, не закатывают глаза и, само собой, нафталинных стишков не пописывают… Этим, черт возьми, парни от девок и отличаются! Сонетами Шекспира он вдохновлялся! Ага, вдохновлялся, сразу видно! Только скажите, пожалуйста, какой нормальный, в здравом уме парень станет добровольно читать эти сонеты Шекспира, если они не входят в школьную программу? Да никакой! Я, во всяком случае, ни одного не знаю. А может, это только Элин Робце такой свихнутый? Может, у него какая-нибудь там детская травма — например, мать-наркоманка покончила с собой, или отец, маньяк-убийца, медленно гниет в тюрьме, что-то в этом роде… И чувствительный ребенок, изо всех сил жаждавший любви и нежности, с младенчества читал все подряд, от Винни-Пуха до Шекспира, а крыша у него понемногу съезжала и съезжала… пока не съехала окончательно. Чего доброго, и сам кого-нибудь прикончит.

Нет, насчет родителей — это я увлеклась: Робис же там, в Африке, вместе с предками, они, насколько мне известно, вполне живы и по-своему нормальны. Кроме того, Робис явно не намеревается никого приканчивать — скорее наоборот… Ну и что, помечтать-то можно…