Дневник покойника

Открываю глаза, большая полутемная комната. Лежу на широкой кровати совершенно голый. Первая мысль была, что Жуков меня, пьяного, поимел. Так сказать, воспользовался ситуацией и моим беспомощным состоянием. Испугался так, что волосы на заднице встали дыбом. Сердце забилось, словно собачий хвост. Господи, где ты? Но тут из соседней комнаты появляется Валя Бескова, в чем мать родила. Оказывается, я к ней среди ночи завалился, попросил приютить. Весь трясся от страху, божился, что гомосеки за мной гонятся.

Да, пить надо меньше, а закусывать плотнее. А то ни хрена не помню, кого хоронил, с кем пил и с кем спал». Даты нет.

«Опять приходил этот гад. Опять ему нужны деньги. И опять астрономическая сумма. Скоро я удавлю этого сукина сына. Или сам в петлю полезу. Я не мог сказать «нет».

«Зашла Петрова, эта старая развратница. Дневную репетицию перенесли, а в гримерной ей скучно. Ничего в этом мире не меняется с годами. Задница у Петровой, как и прежде, хорошая, выпуклая и крепкая, а грудь по-прежнему плоская. Хочешь схватить за сиську, а хватаешь воздух. Этот диван когда-нибудь доконает меня своим жутким скрипом. Весь театр слышит этот звук. И пора уже повесить занавески на окна. Надоело устраивать бесплатный стриптиз. 10 марта».

Радченко проснулся от тишины. По стыкам рельсов не стучали колеса, не слышно голосов и шагов в коридоре. Через узкую щель между опущенной клеенчатой жалюзи и рамой окна пробивался тусклый утренний свет. Поезд, видимо, стоял уже долго. Дима посмотрел на циферблат часов: четыре сорок утра. Он сел на полке, взял со стола и положил в портфель папку с текстом дневника. Наверное, какая-то крупная станция, раз такая долгая остановка. Он поднялся, тихо, чтобы не разбудить Дорис и Поповича, и вышел в коридор, неслышно прикрыв дверь. Не встретив никого, прошел в тамбур. Одна из дверей была открыта, Дима спустился на платформу и встал рядом с молодой проводницей, одетой в форменную голубую рубашку.

Это была не крупная станция, а какой-то полустанок, на котором останавливаются только местные поезда. Здание вокзала, совсем крошечное, и семафор с красным огоньком тонули в густом тумане, выползавшем из-под насыпи и глубокого оврага. Проводница молча смотрела куда-то вперед, в сторону станции, где на перроне стояли люди и фургон с красным крестом на кузове. Ее лицо оставалось напряженным, губы плотно сжатыми.

Впереди, у соседнего вагона, можно разглядеть неподвижные серые силуэты людей. Тишина стояла почти полная. Люди у соседнего вагона переговаривались вполголоса, но слова тонули в тумане. Еще было слышно, как всхлипывал, подавляя рыдания, какой-то мужчина. И со стороны леса, близко подступавшего к железной дороге, доносился тонкий голос ранней птицы. Радченко повернулся к проводнице и тихо спросил:

– Что случилось? С кем-то плохо?

– Точно не знаю. – Та продолжала смотреть куда-то вдаль. – Бригадир поезда сказал, что в соседнем вагоне в восьмом купе ночью женщину зарезали. Кто-то вошел среди ночи и ударил ее ножом. Проснулся попутчик с нижней полки, и ему тоже досталось.

– Попутчик – это такой дядька в белой рубашке с загорелым лицом? – Дима понял, о ком идет речь. – У него еще чемодан огромный?

– Не знаю. Бригадир сказал: вроде как тот убийца открыл дверь тамбура и спрыгнул на ходу. По пути как раз крутой поворот, и поезд притормаживает. Машинист связался с полицией, но… Ищи теперь ветра в поле. Остановились, чтобы снять с поезда пострадавших.

Двое мужчин в штатских костюмах вывели из поезда третьего и, держа его под локти, повели к станции. Мужчина шел как пьяный, ноги подгибались, а голова безвольно болталась. Затем вниз спустили три чемодана.

Радченко подошел ближе к соседнему вагону и стал смотреть, как санитары выгрузили носилки, на которых закрепили ремнями чье-то тело, накрытое простыней. Поставив свою скорбную ношу на гравий, они перебросились парой фраз с долговязым лейтенантом полиции, застывшим у дверей вагона, и, ловко подхватив носилки, понесли их к фургону. Судя по тому, как легко санитары справились с работой, в простыню была завернута весьма хрупкая женщина. Радченко подошел ближе и обратился к полицейскому:

– Простите, говорят, тут мужчина пострадал. Его фамилия не Прокопенко?

– А ты что, с ним знаком? – смерил Радченко взглядом лейтенант. – Или как?

– В ресторане вчера посидели. – Говорить правду не хотелось, офицер запросто мог снять его с поезда, чтобы задать несколько вопросов в линейном отделении милиции. – Пива выпили, и все знакомство. Знаю только, что он шахтер.

– А-а. Отмучился шахтер. Он уже в «труповозке».

– Что случилось? – Радченко показал полицейскому адвокатское удостоверение. – Я специализируюсь на уголовных делах.

– Для тебя, адвокат, тут работы не будет, – усмехнулся лейтенант, ему хотелось с кем-то поделиться своими наблюдениями. – Дело, надо думать, было так. Ночью неизвестный постучал в купе, ему открыл твой знакомый шахтер Прокопенко и получил удар под сердце острым предметом. Тело лежало у двери.

– Ну и дела…