Дневник покойника

Зимой три барана застряли в сугробах и замерзли насмерть. По весне еще три барана пропали. То ли волк загрыз, то ли от стада отбились. Пастуха обвинили в воровстве и присудили три года сроку, по году за каждого барана. И еще пять лет за убитую женщину легкого поведения. Конечно, пастух отвечает за все, но три года тюрьмы за баранов – это много. И пять лет за убитую шлюху – тоже много. Тем более что женщину Сырбай пальцем не трогал. В ту ночь, когда ее зарезали, он отогнал баранов на верхнее пастбище за двадцать верст от села.

Женщина гуляла от мужа с Василием Плющом, полицейским из поселка Верхнее. Спроси любого в округе, кто ту бабу зарезал, и все знают: Плющ. Слух такой был: в ту ночь женщина сказала капитану, что хочет вернуться к мужу. Не потому что любит его, а потому что детей жалко. Плющ схватился за нож – и шабаш. Рядом с мертвой женщиной нашли кисет с табаком, а на кисете вышито серебряными нитками имя пастуха.

– Жена тот кисет вышивала. – Сырбай влил в горло полстакана самогонки, зажевал куском конины. – На день рождения подарок. А я посеял где-то.

– Кисет, оставленный на месте преступления, – это не прямая улика. Если бы у тебя был приличный адвокат…

– У меня тогда денег не было, чтобы сунуть судье или защитнику, – ответил Сырбай, разжевывая кусок конины. – Вот поэтому мне и присудили восемь лет. Пока я сидел, Плющ подбил клинья к моей жене, она тогда была красивой женщиной, из города сюда приехала. Я с ней во время учебы в институте познакомился. Ну, он воспользовался отсутствием мужа. Даже в моем доме жил, вроде как медовый месяц получился…

Женщина за занавеской застонала.

– Год назад я вернулся, – продолжал Сырбай. – Дрима болеет. Врач из района сказал, что в кровь попала какая-то зараза. Когда начинаются приступы слабости, она не встает с кровати. Похудела сильно. Сын уехал в город и пропал, уже полгода нет весточки. А когда уезжал, обещал писать каждую неделю.

– Наверное, отомстить хочешь Плющу?

– Одного хочу: чтобы работа была. И чтобы за нее деньги платили. Я скопил бы на дорогу денег и уехал отсюда куда глаза глядят. А что было – то быльем поросло. Если я Плюща хоть пальцем трону или не так на него посмотрю, мне хана. Окажусь в тех местах, где уже бывал, и обратно не вернусь. А ты сам-то из каких краев?

Радченко рассказал все как есть. Он – юрист из Москвы. Ехал с другом и водителем грузовика в поселок Верхний по неотложному делу. Остановились на ночь в степи. Около полуночи на них напали неизвестные, шофера и друга убили, а ему чудом удалось уйти. Документы сгорели; был портфель с бумагами, но и тот потерялся. Теперь Радченко больше всего интересует женщина, которая тоже ехала в Верхний, но только другой машиной. Она американка, зовут ее Дорис. Надо бы выяснить, что с ней.

И еще: требуется какая-то одежда, хотя бы штаны без дырок. За помощь он готов заплатить большие деньги – пятьдесят долларов. Дима взял нож и разрезал шов брюк на бедре. Поднялся и вытащил две купюры по пятьдесят баксов, скатанные в тонкую трубочку. Одну купюру положил на стол и разгладил ладонью. Вторую, завернув в кусок газеты, сунул в карман.

Сто долларов Радченко всегда имел при себе на непредвиденный случай. Если попадет в переделку, останется совсем без денег или еще что случится. До сих пор, слава богу, такого крайнего случая не выпадало.

– Деньги, конечно, большие, – уставился на купюру, лежавшую на столе, Сырбай, – но и риск немалый. Вот если бы сто долларов…

– Если я отдам все деньги, как отсюда в Россию доберусь?

Сырбай подумал, что никогда не держал в руках такую зеленую бумажку. Это высокая плата за небольшую услугу. Поэтому цену загибать, настаивать на своем и торговаться сейчас не время. А то еще гость передумает, да и обещанные пятьдесят баксов не отдаст.

– Хорошо, – сказал он. – В Верхний я съезжу. Если ничего такого не случится, вернусь завтра. Я у тебя половину хлеба возьму.

Услышав слова мужа, женщина тяжело застонала. Сырбай отодвинул стакан и ушел за занавеску. Через некоторое время вернулся, держа в руках синие линялые штаны и черную майку с длинными рукавами, сказал, что вещи от сына остались. Штаны оказались немного коротковаты, зато майка пришлась впору.

Сырбай быстро собрался в дорогу, сложив в торбу, плетенную из веток ивы, какие-то тряпки, нож и фляжку с водой. Из окна Радченко видел, как он вывел из сарая тощую бурую лошадь с бельмом на глазу и вместо седла положил ей на спину сложенное втрое шерстяное одеяло. Через минуту всадник пропал в облаке пыли.

У Димы хватило сил затащить мотороллер в сарай, поставить его в темном углу, укрыть пустыми мешками. Вернувшись, он растянулся на хозяйском лежаке, подложив под голову телогрейку, и, сомкнув веки, провалился в сон, словно в глубокую яму.