Дневник покойника

Хлебнув воды из бутылки, она поднялась и зашагала дальше. Показалось, что впереди, на фоне рассветного неба, появились чьи-то длинные тени, скользнули по небосводу и легли на землю. Дорис сбавила шаг, снова услышав те же странные звуки. За спиной никого, а впереди ясно обозначились силуэты трех всадников. Фигурки были еще маленькие, далекие. Послышался лай собаки. Дорис знала, что на равнинах можно встретить пастухов на лошадях, такое развитие событий не было неожиданным. Ничего страшного тут нет, даже наоборот. Люди сразу поймут, что она человек мирный, зла никому не сделает, и, вероятно, захотят ей помочь. Может быть, посадят на лошадь и довезут до шоссе. Или хотя бы покажут, в какую сторону надо двигаться.

У Дорис была еще секунда, чтобы сделать выбор: остаться стоять или упасть на землю, отползти к ближнему камню и за ним переждать, пока всадники проедут мимо. Она решила, что прятаться нет смысла, собаки все равно ее найдут, и, подняв руку, помахала всадникам.

Один из пастухов, заметив ее, тоже поднял руку и помахал в ответ. Всадников и Дорис разделяло метров тридцать, когда ветер донес до нее несколько слов. Их значение не понять: мужчины говорили по-казахски, но она ясно услышала свое имя. Поднятая рука опустилась. Откуда-то послышалось собачье повизгивание, и через мгновение из темноты вылетела огромная черная овчарка. Подпрыгнув, она толкнула Дорис лапами в грудь, сбила с ног.

Американка упала на спину, больно ударившись затылком о камни. Собака лежала на ее груди, шумно дышала, высовывая длинный язык и роняя тягучую слюну. Один из всадников что-то крикнул, пес отступил, сел на землю и заскулил. Дорис, плохо соображая, что происходит, поднялась и бросилась бегом вверх по склону. Собака залаяла, но следом не побежала. Дорис еще слышала мужские голоса, потом налетел ветер, и звуки оборвались.

Она отчаянно карабкалась вверх, оступалась, лезла дальше. Где-то близко раздался странный неприятный звук – это кто-то из всадников достал длинный кнут и щелкнул им в воздухе, затем что-то крикнул ей вслед, громко и властно.

Снова засвистел кнут, Дорис почувствовала, как нижнюю часть ног словно кипятком обожгло. Это плетеный шнур из грубой сыромятной кожи обмотался вокруг щиколоток, намертво скрутив их. Она упала, выронив бутылку с водой. Неведомая сила потащила ее вниз, по камням, по колючей траве. Открыв глаза, Дорис увидела перед собой человека на лошади. Он был в полицейской форме и фуражке.

– Что, набегалась? – Капитан Плющ тяжело дышал. – Еще раз попробуешь бежать, и узнаешь, что такое настоящий кнут. С первого удара он сдирает кожу до мяса.

– Дрянь! – процедила сквозь зубы Дорис. – Подонок!

– Я этого не слышал, – усмехнулся в ответ Плющ.

– Ты все слышал. Будь ты проклят!

Двое других мужчин, спешившись, подняли ее на руки, забросили на четвертую лошадь без седла, которую вели за повод, и положили лицом вниз поперек лошадиной спины. Зачем-то заткнули рот тряпкой, будто боялись женского крика. Дорис чувствовала, как ее правую руку, пропустив веревку под лошадью, привязывают к левой ноге. Тот, кто сидел на коне, бросил короткую фразу, на этот раз по-русски. Двое других мужчин, копавшихся с веревкой, засмеялась.

Возвращение в поселок заняло около часа. Дорис сняли с лошади и заперли в темном сарае. Весь день она сидела у стены, чувствуя, что где-то рядом, в нескольких шагах от нее, лежит что-то страшное, зловонное. Ее тошнило, хотелось пить, хотелось узнать, сколько времени. Но воды не было, не было и часов на руке, не было сил постучать в дверь. Поздним вечером ее выпустили из сарая, повели вдоль улицы. Она очутилась в той же комнате, откуда бежала. Старуха принесла лепешку и бутылку с темной жидкостью, пахнущей мятой.

– Я хочу воды, – попросила Дорис.

– Нет у меня воды, – ответила старуха. – Пей травяной настой.

Дорис выпила две чашки настоя, отломила кусок лепешки, но съесть так и не смогла. В голове все перепуталось, мысли разбежались, а силы покинули тело. Она забылась глубоким сном без сновидений.

Еще затемно Радченко поднялся, развел огонь в печке, вскипятил чайник. Сыпанул в эмалированную кружку щепотку заварки, плеснул кипятка. Дрима вышла из-за занавески, присела к столу. Она проплакала всю ночь и сейчас вытирала уголком платка опухшее от слез лицо и красные глаза.

– Уезжаешь? – спросила она.

– Пора, и так загостился. Мне надо до зарезу в Москву позвонить. Когда у вас почта открывается?

– Почта два дня в неделю работает. Сегодня пятница – выходной. Но можно позвонить из конторы агрокомбината. Высокий дом в самом центре села. Там в кабинете директора телефон есть. И женщина сидит с самого утра… Вдруг из района позвонят, или еще что. Только тебе туда нельзя.

Дима молча выложил на стол пятидесятидолларовую банкноту.

– Ты говорил, что только пятьдесят дашь, – сказала Дрима. – Иначе вернуться в Россию будет не на что.