Когда я начинаю вспоминать, то думаю, что все это не укладывается в мозгу. Мы все попали в такую бучу, в такую суматоху и суету, что лишь спустя годы смогли разобраться и расставить по полочкам воспоминания о тех днях. Я вспоминал мальчика-подрывника, которого так и не повесили на площади Трех Дураков с табличкой на груди «
Я сильно повзрослел за годы чеченских командировок.
Мне кажется, что умный человек всегда поступает целесообразно, а мудрый правильно.
Я учился мыслить. Я задумался, что такое добро.
Может, об этом знает дикая волчица, убившая больного слабого лосенка. Та волчица с речки Хулхулау, которая насмерть билась за лидерство в стае. Спросите дикую волчицу, и она ответит: «Я добра, потому что я дика и первобытна, и глупости цивилизации не научили меня разделять добро и зло, но научили понимать, где хорошо, где плохо — где есть пища, а откуда лоси ушли еще прошлой луной… Зла нет в природе. Зло там, где люди, где запах железа и оружейного масла».
Она по-настоящему была красива — эта дикая волчица из стаи Хулхулау.
Мы снимали в Веденском районе репортаж о подготовке к выборам. Я спросил старика, как он относится к новой власти. Старик был пастухом. Он ответил, что всякая власть ему подойдет. Только плохо, что Одноухая ушла, теперь некому будет охранять его стадо овец. Мне стало интересно, кто такая Одноухая. Старик раасказал мне историю про волчицу, ее спутника Большого Ву, пещеру, которая таит в себе проклятие древних. И многое, что потом не вошло в репортаж, но осталось в моей памяти. Мы уехали, а старик долго смотрел нам вслед, качал головой. Потом он посмотрел в сторону белых вершин хребта Заргибуль.
«Да, некоторые люди хуже, чем волки», — думал я на обратном пути из Ведено в Грозный.
Андрей Андреевич Твердиевич вечером сообщил нам, что нужно снять репортаж о бедах и чаяниях обычных пастухов. Им приходится отдавать своих овец боевикам. Шамиль совсем озверел — забирает у крестьян скотину, деньги, женщин. В одном селе его люди убили муфтия, в другом учителя. «Долго Шамиль так не протянет, — сказал Андрей Андреевич, — в чеченских селах все помнят и не прощают обиды и предательства».
Под впечатлениями от всех событий, прошедших через мои руки и голову, я написал такие строки:
«
Меня отвлекал от мыслей Дневник.
Я обработал строки, написанные рукой Макогонова. Я не боюсь указывать его фамилию, потому что ни один сотрудник — спец, фебс, тяжелый, разведчик, простой солдат или командующий горной группировкой генерал Бахин — не поверит, что офицер военной разведки станет писать дневник и, самое невозможное, отдаст его журналисту.