Дневник полковника Макогонова

Через неделю в бою на Красном Молоте погибли два разведчика — Чурсин и Слободянник. Савва запил. Сержанты Тимоха, Паша Аликбаров и Усков существовали теперь как бы отдельно от всех — ждали возвращения Макогонова. Зампотыл Василич торговал ГСМом и теплым бельем. Юлька переехала жить к Питону. В санчасти у Ксюхи теперь устроился на жилье сапер — новый Ксюхин муж. Но как-то сразу не заладилась семейная жизнь у Ксюхи. Поговаривали, что муж ее новый смотрел не только на Ксюхину «рябую морду», но и на других женщин тоже смотрел.

Октябрь две тысячи второго почти прошел.

В конце октября вдруг сообщили по теленовостям, что боевики-смертники захватили ДК в Москве у метро Дубровка, где был спектакль «Норд-Ост». «Норд-Ост» оставался у всех на слуху целый месяц после. Обсуждали солдаты: чего ж всех боевиков поубивали, надо было хоть одного оставить, чтоб потом «колонуть» — кто, типа, заказчик. Но ясно было: говорили все, что Шамиль Басаев организовал этот теракт.

Радость пришла во взвод, когда к Новому году вернулся командир.

И уже готовились встретить Новый год, как случился взрыв у Дома правительства в самом центре Грозного. Две машины с террористами-смертниками, пробив КП, подъехали к зданию и взорвались со страшной силой. Погибло много народу: русские, чеченцы, татары, буряты и другие национальности большой России. Из комендантских, слава богу, никого не зацепило.

Но после Нового года начались в Грозном и в военных комендатурах совсем другие дела. Про старое быстро забывается на войне. Наступил новый две тысячи третий год, и оказался новый год богатым на всякие военные передислокации. Задумался тогда Мельник — не пора ли поразмыслить об увольнении из рядов Вооруженных сил РФ? Не пора ли им, здоровым русским мужикам, расходиться по домам?

Может, и правда пришло им такое время.

Часть вторая. В горах…

Глава первая

Ясной мартовской ночью по горному гребню уверенной трусцой бежала рыжая волчица.

Голод гнал ее.

Вдруг она остановилась, задрала морду и стала принюхиваться — чужие незнакомые запахи напугали ее. Волчица легла на снег, вытянув передние лапы.

Что-то она учуяла — может, волка-чужака, нахально вторгшегося на ее законную территорию. Может, это был не знакомый ей чужой запах — не волков, не снега, не пищи.

Волчица знала, что с запада ветер всегда принесет теплые запахи кошары. Это ее кошара. Она третий год выводит свое потомство вблизи жилья людей, и не было случая, чтобы чужие волки нарушили ее обитаемое пространство. Волчица знала, что люди не простят ей — самке горного волка, если вдруг кто-нибудь — чужак, волк-одиночка — станет резать хозяйских овец. Волчица охраняла свою и человеческую территорию. Люди привыкли к ее ночным песням: волчица в ясные лунные ночи протяжно выла. И этот ее волчий вой был хорошо знаком пастухам из горного селения Харачой.

Но с востока и даже еще севернее, оттуда, где по глубокому ущелью течет речка Хулхулау, ветер всегда приносил странные и неприятные ее волчьему нюху запахи. Волчица никогда не ходила в ту сторону. Много лет назад ее стая ушла из ущелья, и не многие волки выжили. И многие рыжие волки покинули горные склоны, перебравшись жить в края пустых безводных степей.

Голод всегда гнал волков вперед — туда, где была пища.

Запахи, запахи.

Вперед ушла стая. И каждый из волков готов был кинуться на призывное тявканье рыжей волчицы или протяжный ее вой. И заискивать перед ней, доминирующей самкой, и нести ей в зубах теплую еще косулю или пахнущую человеческим жильем овцу. И тогда она могла приблизить к себе самца, но только сильного самца, который в битвах со своими соплеменниками доказал бы право обладать гордой рыжей волчицей и право оставить на земле потомство.

Волчица была крупной. И еще рваное ухо, память о свирепых схватках, отличало ее от других волков стаи. Она была умной, и волки слушались ее. Стая удачно охотилась минувшей зимой; теперь пришло время ей заводить потомство.

Запахи…

Этой ночью они прошли долгий путь: там, впереди, по лосиному следу шли сильные молодые волки ее стаи. Будет добыча и будет пища. Волки всегда идут вслед за пищей. Чтобы жить и выживать.

Небо светлело. Волчица, распластавшись на гребне, водила носом: все сильнее и отчетливее она чуяла этот ужасный запах — запах того ущелья, где жили ее предки, где стремительно текла речка Хулхулау. И когда запах стал невыносимым ей, одноухая волчица увидела под гребнем — на северном снежном склоне — бредущих цепью людей.

Одноухая вскочила и, задрав морду, громко протяжно завыла.

Люди в белых защитных камуфляжах уверенно шли по склону, забирая чуть выше к перевалу. Крутой подъем вымотал их силы — тяжелое оружие несли они на себе, боеприпасы. Они шли всю ночь, и теперь с наступлением утра им необходимо было, перевалив за хребет, найти укромное место и расположиться на отдых.

Головной дозор забуксовал в рыхлом снегу. Как послышался волчий вой, тот, который шел первым, поднял руку.

Присели.

Тихо так заговорили:

— Слышали, товарищ подполковник? Волк. Волчица. Гон у них начался. Видали, как взвыла.