Дневник. Поздние записи

Лицо у Алекса изменилось, а я потянулась к его уху и зашептала по-русски то, что сказала красноречивая иностранка. С долей импровизации, разумеется. Не думаю, что могла бы на такое решиться сама, если бы случай не представился, но, кажется, получилось очень даже. По крайней мере от одежды я была избавлена в считанные секунды.

В дальнейшем морально-нравственными вопросами я старалась не задаваться. И припрятала колечко.

— Ну же, возьми трубку, — пробормотала я, заезжая в собственный гараж.

Я потеряла маму. Она ничего не знала о моем новом месте в Бабочках Монацелли, мне было чем с ней поделиться, но ведь никак! Она вообще про меня забыла. Да я тоже виновата, мало о ней заботилась, недостаточно часто вспоминала, а уж после этой истории с кольцом и вовсе последний разум потеряла, упиваясь и растворяясь в отношениях с Алексом… но прошло две недели со дня рождения Вадима, а я так до нее ни разу и не дозвонилась, хотя в последнее время просто обрывала телефон. Естественно, я испугалась. Дина утверждала, что не видела ее с похорон отца. Представляете до какой степени отчаяния я дошла, что позвонила дражайшей тетушке?

— Ну же мама! — закричала я и ударила ладонью по приборной панели. Гарнитура снова загорелась и отключилась. И я поняла, что что-то произошло. Минуту я собиралась с силами, дрожа от осознания, что снова все прошляпила. Вдруг до нее добрались? Вдруг она заболела как папа и лежит в квартире одна, и… Машина сорвалась с места. Напротив маминого подъезда я припарковалась криво, колеса вывернуты, несколько машин заперты, мне было плевать на все и вся. Когда я неслась по ступеням подъезда, сердце заходилось в приступе новоприобретенной аритмии. И я с превеликим трудом вспомнила, каким ключом открывать замок. Докатилась! Дрянь неблагодарная.

Маленькую двухкомнатную хрущевку я обежала за пару минут. Там не было никого. В подавленном состоянии я вышла из подъезда и села в машину. По щекам текли слезы, я уже не сомневалась, что это дело рук Граданских или Сергея. Где мне ее искать? Звонить Алексу? Я не могла позвонить ему и признаться, что потеряла маму уже две недели назад, но молчала. Признаться перед ним, перед самым любимым человеком на свете, что я такая эгоистичная, я не смогла. Два пятнадцать ночи. И завтра на работу. Но я сидела в тупом оцепенении и смотрела на входную дверь. И надеялась на чудо или хотя бы озарение… Оказалось, я ждала не зря.

В два тридцать пять, чудо себя явило.

То был баклажановый эстон-мартин, нахально перекрывший всю дорогу около нашего подъезда. У меня даже рот открылся, нет тут таких машин! И не должно быть! Рабоче-крестьянский спальный райончик, здесь топовая машина — тойота кэмри. Кто это?

И снова мне представился шанс узнать. Из машины вышел невысокий крепко сложенный мужчина, я не видела его лица, но одет он был неброско. И, спорю на свою рыжую шевелюру, дорого. Я нахмурилась, если бы в эстон-мартине сидел подросток, я бы поняла, что он спустил на машину все деньги и теперь по уши в долгах, тогда бы успокоилась… но здесь… Мужчина на удивление бодро для столь позднего часа обогнул машину и открыл переднюю дверцу. А оттуда, опираясь на предложенную руку, по-королевски выплыла моя мама. Я схватилась за голову, подавляя желание завизжать.

Итак, у моей матери был друг. Представительный, энергичный, зрелый мужчина. На гребаном баклажановом эстон-мартине. Так значит это у него она пропадала в последнее время? Или не в последнее? Мне вспомнилась загадочно быстро развившаяся болезнь отца и тот день, когда мы пошли гулять, так как мамы не было дома. Папа сказал, что она у Дины, но я снова была готова спорить на что угодно, это была отговорка, и отец знал.

А мужчина ласково приобнял маму за талию и повел к подъезду. Они мне отчего-то напомнили молодоженов… И я не выдержала. Я больше не собиралась делать вид, что все хорошо и ничего не происходит. Это перешло все границы! Стерва! Лгунья! Она винила меня, глядя мне в глаза, хотя на самом деле… Я рывком повернула ключ в зажигании. Вспыхнули фары, взревел мотор. Мама обернулась и тут же узнала мою машину. Она прижала руки к губам, будто мне итак было недостаточно доказательств ее вины. Мужчина тоже обернулся, и я увидела его лицо. Я его не знала, что, собственно, и не удивительно. Я тронулась с места и каким-то чудом протиснулась между эстон-мартином и клумбой с цветами, никого не задев, после чего газанула так, что разбудила полквартала, наверное.

Я не была уверена, что смогу когда-нибудь простить матери этот обман. Она третировала меня за Алекса, она обвиняла меня в смерти отца, в то время как сама проводила ночи с мужчиной, которой явно не был из простых, в то время как ее муж, считай, умирал. Чертовы, чертовы любовницы мафии!

Я вошла в банк Елисеева почти к моменту закрытия. Все уже расходились.

— Простите, мы закрываемся, — сказала мне участливая девушка-администратор и на манер огромного охранника раскинула руки, пытаясь меня выпроводить.

— Спокойно, ей можно, — вмешался Вадим, оттаскивая меня в сторону. — Ты к Алексу?