Дневник. Поздние записи

— Зависит от того, сможешь ли ты мне помочь без его участия, — ответила я, разглядывая лифты и опасаясь появления Сергея. — Мне надо знать, кто владелец баклажанового эстон-мартина, — выпалила я. Вадим не выдал ни удивления, ни нервоза, просто потащил меня с глаз подальше.

— А что случилось? — поинтересовался Вадим.

— Я бы не хотела объяснять, — кисло улыбнулась я, мысленно кривясь от фразы «у моей мамы романчик с этим типом».

— Я пробью по базе.

— Ты прекрасно знаешь, кто это! — разозлилась я. Ну не мог он не знать ТАКУЮ машину.

— Откуда бы? — невозмутимо поинтересовался Вадим. — Это Елисеев у нас гонщик! Вот к нему и иди.

— Пожалуй, я так и сделаю, — огрызнулась я и пошла к лифтам.

Алекс, увидев меня, обрадовался, но потом опасливо взглянул за мою спину, и я поняла, что Сергей может войти в любой момент, а потому закрыла дверь… на ключ.

— Привет, — улыбнулся он, направляясь ко мне, и поцеловал так, будто мы на полном серьезе встречались не десять дней, а десять лет. — Ты что-то хотела? — спросил он, вглядываясь в лицо.

— Д-да, — начала я и опустила глаза. Почему-то мне расхотелось задавать этот вопрос, но ведь не удержаться! — Да я хотела узнать, кто владелец баклажанового эстон-мартина.

Руки Алекса, до того обнимавшие мою талию, расцепились. Сам он весь напрягся как струна и направился к столу, чтобы сложить документы из идеальных стопочек… в еще более идеальные? Что это было?

— Алекс!

— Откуда ты о нем узнала?

И вот ему я могла сказать.

— Оттуда, что он спит с моей матерью.

— Да, — кивнул он.

— Ты знал?! — Мои колени подогнулись, и я вынуждена была привалиться к двери.

— Я знал, — горько усмехнулся Алекс. — И давно знал.

— Значит давно знал… — почти беззвучно пробормотала я. Он подтвердил мои худшие опасения. — Ты не сказал мне! — выкрикнула я.

— А ты уверена, что хочешь знать такие детали? Ты итак была с матерью на ножах. Или, может, я должен был тебе об этом сообщить, когда ты горевала по отцу? Это было бы логично и в тему, только не принесло бы пользы. Ты бы еще больше замкнулась. А до того… ты была в Австралии. Есть вещи, которые лучше не знать. И владелец эстон-мартина определенно из их числа.

— Но я хочу знать, что моя мать лживая шлюха!

— Не хочешь. Поверь мне, никто не хочет знать, его мать лживая шлюха. Я знаю, что говорю. У меня такая же. Я бы предпочел думать, что моя не померла от передоза в каком-нибудь секс-притоне, а была ангелом, которого бог забрал себе в услужение.

— Ты издеваешься?

— Чуть-чуть, — фыркнул он, продолжая перекладывать идеально сложенные вещи. Упаковки скоб для степлера? Серьезно?

— Хватит подражать больным ОКР! Алекс, отвечай, кто этот человек.

— Не надо. Не лезь. Он — неприятности без примесей и разбавки. Да и что ты сделаешь? Пристрелишь его? Потребуешь жизнь отца обратно? Потребуешь, чтобы он не приближался к твоей матери на расстояние в минус?

Я поморщилась от его последних слов. Никто не хочет думать о матери и… этом. Меня провидение миловало, и я никогда не была очевидцем того, что получилась у родителей не с первой и единственной попытки, и меня это радовало. Хотя… может, так и было? Может мама «пыталась» с другими? От этой мысли меня чуть не вывернуло на идеальный ковер в кабинете Алекса.

— Вы с матерью, Карина, очень похожи. Просто пугающе. Ее до чертиков раздражаю я, а тебя — ее любовник. Хотя по сути… что фиолетовый эстон-мартин, что черная мицубиши — одна малина.

Об этом я тоже не думала, а пока обдумывала, автоматически заметила:

— Баклажановый. Баклажановый эстон-мартин. Темно-фиолетовый. А не просто фиолетовый. И я не такая, как мать. Тебе бы понравилось, если бы я сказала, что ты похож на отца?

— Но я… похож на отца.

— Нет…

— Похож, — грустно усмехнулся Алекс. — У меня никого больше нет, на кого ж еще мне быть похожим? Не с тобой, с другими или для других, но я похож на него. А ты похожа на Ирину. Ты тоже связываешься с не теми мужчинами…

— Значит, пора это прекращать!

Он, наконец, замер. Вещи были оставлены в покое.

— Ты мне врал. Как я могу тебе после этого верить? Ты приходил, улыбался, целовал меня, а за моей спиной отдавал приказы убивать людей, трахал каждую шлюху и знал, что моя мать в буквальном смысле разорвала сердце моего отца! Что для тебя свято, Алекс? Что?

— Ты, — сказал он, сверля меня глазами.

— Я верила этому, — кивнула я. — И потому успешно не обращала внимания на остальное, но вдруг узнала, что ты мне врешь! А в чем еще мне врешь? Не говори, что больше ни в чем!

— И не скажу. Я не вру тебе, но скрываю. И очень многое. Но только потому что верю, что для тебя так лучше.

— Что лучше? Я была уверена, что это я виновата в смерти отца, я считала, что это мои злоключения довели его до могилы, а теперь выясняется, что он жил со знанием, что его жена ему изменяет с каким-то мафиозным ублюдком… сколько?

— Годами, Карина. Годами.

Я не выдержала, сползла по стене и уронила голову на колени, поливая слезами ярко-фиолетовые колготки. Никакие не баклажановые, просто фиолетовые. Он подошел ко мне и присел рядом, заставляя поднять на него глаза.