Дневник принцессы Леи. Автобиография Кэрри Фишер

Так что очень возможно, что они встречаются. Марк был один, а Харрисон был… Харрисон во весь опор мчался по пути, который сделает его всем для меня. Он слишком скоро станет центром моей окраины, той части моего мира, где нет покоя и радости. Что, как мне самой кажется, звучит ужасно жалко – но не забудьте, что не та юная неопытная девочка заварила всю кашу. Это была его инициатива. Я была невинным наблюдателем, который старался сделать все возможное, но не самое разумное, чтобы выветрить алкоголь, принятый ранее в этот вечер. Может, тогда я смогу понять, что произошло у нас с Харрисоном в машине и повторится ли это снова? И если да, то скоро ли? Теперь, когда все карты на столе, останутся ли они на столе или плавно переместятся на постель?

Я не очень хорошо помню тот ужин, помню только, как очень стеснялась, как смутно все воспринимала и как нелепо себя чувствовала после того, как выпила два с половиной бокала алкогольного напитка. И даже не крепкого алкоголя, а чего-то густого и непроницаемого, как цемент. Это был слабый алкоголь, легкий, смешливый и рассеянный. Я пыталась противостоять этому неудобному ощущению притупленных чувств с помощью огромного количества своего любимого универсального эликсира – сладкого, кофеинового, газированного – «Кока-колы». Я надеялась, что очень скоро почувствую ее целительную силу.

Я выпила несколько тонизирующих стаканов и изо всех сил старалась не смотреть на Харрисона. И как бы я смотрела? Что бы он подумал, если бы увидел, что я на него смотрю? Что он мне нравится? Уф, таким нелепым способом невозможно это скрыть! И это была целиком его вина. Это он меня поцеловал на заднем сиденье машины. Я бы никогда даже в его сторону не посмотрела, если бы следовала своему плану. Какому плану? Какой именно у меня был план? Как давно он у меня был? Что, если мой план на самом деле всего лишь иллюзия? Так что точнее будет спросить: если бы я держалась своей иллюзии, смогла бы я убедить себя, что не увлеклась Харрисоном?

Несмотря на стакан бодрящей колы в руке, я все еще была пьяна – в необычном состоянии, к которому я еще не привыкла. Я знала, что такое быть укуренной. Это значит быть радостной и с затуманенным взглядом – да, я к этому тоже еще не привыкла, но потихоньку привыкала. В хорошем смысле. Под травой все мелочи, которые до этого казались незначительными, не только привлекали, но и удерживали мое внимание.

С алкоголем все было по-другому. Состояние глубокой темноты, которое вызывает чувство сожаления и в котором я обещала себе (и тем, кто меня слушал) больше не оказываться, если тот, кто будет уговаривать меня этим отравиться, отстанет. И все же я снова пьяна.

Сидя за столом, я подумала, что могу смотреть на Харрисона, когда он говорит, но это чудо могло никогда и не произойти, так?

Не так. В тот вечер он говорил больше, чем я когда-либо слышала. Он рассказывал о том дне, когда нас собрали очень рано – подумаешь, как необычно! – но к полудню мы все еще не начали снимать.

– А я и не против подождать, – высказался Марк, посыпая пасту тертым сыром. – Конечно, мне не очень это нравится, но всегда можно чем-то себя занять.

– Ну, конечно, – произнес господин Форд, нарочно растягивая слова, – и чем же? Разбирать почту или учиться играть на цитре?

Я слушала очень внимательно: все зависело от того, как мне удастся вклиниться в этот разговор, не подавая вида, что мне интересно.

– Я бы отдала немало кровно заработанных денег, только чтобы посмотреть, как ты играешь на цитре, – предложила я скромно и в полной уверенности, что произведу хорошее впечатление.

Харрисон внимательно посмотрел на меня с противоположного края стола. Затем медленно потер подбородок левой рукой, обдумывая мое предложение. Он поджал губы и стал медленно постукивать по ним пальцем. Потом прищурил свои карие глаза и спросил:

– Немало – это сколько?

Он спокойно и терпеливо ждал моего ответа – и не улыбался, но и не не улыбался. А я сидела и украдкой теребила кожу на большом пальце под столом, случайно оторвала маленький кусочек кожицы и вдруг потеряла нить разговора. О чем мы говорим? Почему он так на меня смотрит? Я испачкалась едой? Я посмотрела на других сидящих за столом – удивительное совпадение, они все смотрят на меня! Почему все на меня смотрят? Я точно испачкалась едой. Я вытерла уголки рта рукой и увидела, что на большом пальце немножко крови.

– Сколько чего? – спросила я грустно. – Я немного запуталась, какая сейчас сцена? – Мой голос прозвучал умоляюще. Не так, как будто я умоляла меня пощадить, а как будто я поэтично взывала к их благородству.

Они засмеялись, когда я спросила, какая сейчас сцена. Харрисон не смеялся, но выглядел так, как будто мог бы и смеяться, если бы был из другого теста. Тогда я вспомнила, по крайней мере частично.

– А, играть на цитре! Я заплачу тебе, чтобы ты сыграл на цитре!

– Прямо сейчас? – спросил Харрисон.

– Да! – теперь уже и я засмеялась, впервые за вечер. Мы все засмеялись.