Дневник принцессы Леи. Автобиография Кэрри Фишер

Всю рабочую съемочную неделю я тщетно ждала хоть какого-нибудь знака, что а) между нами что-то было (вдруг мне все померещилось?) и/или б) если было, то будет ли снова и что это будет – очередные выходные без разговоров или свадьба, в конце концов (конечно, после того как пройдет нужное количество времени после его легкого и естественного развода). Уверена, что в списке жизненных приоритетов Харрисона во время съемок я занимала примерно пятнадцатое место, в то время как он в моем списке стоял на первом месте. И с этими мыслями я прожила всю неделю от первых выходных до вторых. Мы проведем вместе еще одни односложные выходные, или я проведу их одна, стараясь понять, что я такого сделала, чтобы оттолкнуть его? И как я это переживу, если мы уже были так близки, настолько близки, чтобы зажечь во мне полную одержимость?

Но и вторые выходные мы провели вместе. Снова мы были вместе и одновременно не вместе. Мы встретились в пабе «Норт Стар» в Сент-Джонс-Вуде на полпути между «Элстри» и центром Лондона.

Уверена, что это я выбрала место, потому что именно в этот паб я ходила, когда училась в драматическом колледже всего несколько месяцев назад. Всего несколько месяцев назад я бросила драматический колледж, чтобы сниматься в космической фантастике под названием «Звездные войны». В тот вечер в «Норт Старе» мне казалось, что прошло уже несколько десятков лет, потому что вся моя жизнь перевернулась. Я уже не студентка, которая участвует в постановках Шекспира и Ибсена и встречается со своим однокурсником, я самая настоящая актриса, которая снимается в фильме про далекую-далекую галактику. В космической фантастике. Идеально. И теперь у меня роман со звездой этого фильма. Прямо как я могла бы мечтать, не понимая, что это на самом деле значит, и вот я сижу с ним в лондонском пабе и пью после съемочного дня.

Полагаю, я уже упоминала, что Харрисон был немногословен. Принимая это во внимание, а также то, что мы находились у всех на виду, в тот вечер я бессознательно задерживала дыхание – довольно часто, – волнуясь о том, что говорить, а что не говорить. Я знала, но не верила, что не наговорю чертовски много. Я должна быть спокойной и лаконичной, задавать умные вопросы, а потом внимательно слушать его ответы. Если в этот вечер мне удастся продемонстрировать такое поведение, то в этот самый вечер он откроет во мне положительные качества, которые заставят его пересмотреть свое мнение обо мне, которое, конечно же, предвзято.

Ему будет интересно, где же я была всю его жизнь, и он будет поражен, поняв иронию того, что по сравнению с ним я не так давно родилась. Но важно только то, что он встретил меня сейчас. Он бы напоминал себе, что должен наверстать то упущенное время, что мы провели не вместе, за нашу совместную жизнь. Но сейчас мы и не думали ничего наверстывать, потому что пока толком и не проводили время вместе.

Мы с Харрисоном начали пить, и в какой-то момент я сказала:

– Хочешь, я тебя спародирую?

Харрисон не просто ходил, он развязно расхаживал, почти как Джон Уэйн в замедленной съемке, изображая своей походкой плохого парня. Чтобы это показать, я зашла за угол, чтобы Харрисон меня не видел, и потом появилась и стала расхаживать в его манере, показывая всем своим видом, что случайно оказалась в этой дыре. Я превратилась в него, разочарованного лорда Форда, повелителя всех, кто попадался ему на глаза. Я смотрела по сторонам скучающим разочарованным взглядом, немного ухмыляясь, как будто любое место, в котором я случайно могла оказаться, без сомнения, было какой-то жалкой дырой с горсткой нуждающихся позеров и желающих быть позерами, которые, к сожалению, меня не интересовали.

Я еще ни разу не посмотрела на Харрисона, чтобы понять, насколько хорошо он воспринял мою пародию, потому что слишком увлеклась, изображая безразличие и раздражение всем, что меня окружает. Я тайком взгляну на него, когда будет возможность. Ну а пока, что за безмозглый кретин оформлял это помещение? Точнее, портил! Ох. Удивительно, что у меня не пошла кровь из глаз, когда я увидела то, что кто-то не постеснялся бы назвать интерьером.

Пока я изображала его внутренний монолог, я взглянула одним глазком на его лицо и увидела, что он не просто смеется, а смеется тем тихим и крепким смехом, который бережет для ситуаций, когда действительно смешно. Почти сорок лет спустя я все еще считаю, что это был один из самых важных моментов в моей жизни. И в «любви».