Дневник призрака

— Я… не знаю. Михалыч никогда об этом не говорил. И об Артеме такого не упоминал. Квартира эта… на первом этаже. Даже в подвале, скорее. Во дворе деревянный флигель такой.

— Коммунальная?

— Нет, однокомнатная. И там даже своя кухонька есть, и туалет, — мечтательно протянул сосед, завидовавший тому, что кто-то живет в такой немыслимой роскоши — с отдельной кухней и туалетом.

Это были единственные сведения, которые заслуживали внимания. Больше ничего интересного никто не сказал.

— Завтра найдем друга, — сказал Матвеев, — он может что-то знать.

Появилась бывшая жена покойного. К удивлению Зины, женщина выглядела очень интеллигентной, только несколько увядшей. Она искренне горевала об умершем, даже пустила слезу.

— Водка его сгубила, — плакала она на кухне, вытирая лицо стареньким, заштопанным платочком, — выпить он любил. А как выпьет, становился совершенно неуправляемым, не сдерживаемым на язык. Болтал, все болтал лишнее. Он за болтовню и сел. Донесли про его глупости, что болтал…

— Вы не хотели к нему вернуться? — прямо спросила Зина.

— Пока он сидел, я другого человека встретила, — вскинула жена Михалыча заплаканные глаза. — Он не пьет. Так бывает в жизни. Семья у нас… Сын растет…

О друзьях бывшего мужа женщина ничего не знала.

Оставив Матвеева в квартире, Крестовская ушла. У нее было неотложное дело.

Это неотложное дело располагалось совсем рядом, в Еврейской больнице, где сейчас работал ее друг, эксперт Тарас. Зина хотела попросить его сделать анализ содержимого бутылки из-под водки, которую все время носила с собой.

Ей повезло: Тарас был свободен и тайком, через служебный вход, провел ее в лабораторию, где колдовал как единственный бог и царь. Зина слышала, что на новой работе его боялись все лаборантки, бывшие у него в подчинении.

Усадив Зину за стол, Тарас выставил перед ней тарелку с тремя своеобразными бутербродами, где на толстые куски хлеба было намазано сливочное масло, а сверху — густой сливовый джем, поставил термос с горячим чаем. Потом он принялся колдовать над своими пробирками. Выглядело это внушительно. Крестовская поневоле подумала, что в средневековье его бы сожгли на костре как страшного колдуна. Причем не за пробирки… За зверский аппетит.

Зина впилась зубами в бутерброд. От масла с джемом ее чуть не стошнило, но она мужественно попыталась дожевать до конца.

Наконец Тарас снизошел до нее, произнеся одно-единственное слово, которое и объясняло все: — Веронал.

— Веронал, — торжествующе повторил он. — Причем пропорция очень интересная. Недостаточная для того, чтобы убить человека, но вот погрузить в длительный сон — самое то!

— То есть, выпив это, человек мог проспать десять часов? — уточнила Зина.

— Запросто! — кивнул Тарас. — И еще — это медик делал. Разводил на специальном оборудовании, отмерил. Дома на глаз так не сделаешь. Даже я бы не сделал лучше. Точно это был медик.

— Понятно, — вздохнула Крестовская. — Час от часу не легче!

Дав Тарасу деньги, она вышла из Еврейской больницы с четким планом. Завтра, конечно, отгул… С утра — Запорожская с Кириллом Матвеевым. А потом — в библиотеку, захватив с собой прямо с утра фрагмент книги. Пришло самое время приоткрыть тайну книжных страниц.

Глава 10

Зина проснулась на рассвете и, сев в кровати, принялась думать о цепи страшных событий, в которую ей вновь пришлось окунуться с головой. Почему? Почему именно ей? Странно было связывать мысленно смерть старушки-библиотекарши и самоубийство вахтера. Но Зина прекрасно понимала, что эта связь есть.

Вскочив с кровати и накинув на плечи такую родную старую шаль, что давным-давно стала ее второй кожей, Зина села к письменному столу, включила настольную лампу и достала свое единственное сокровище — листок из книги, из-за которой происходили убийства. Никаких сомнений не оставалось — убивали именно из-за нее.

Долго, очень долго Зина смотрела на старинный рисунок. На ощупь бумага была чуть шершавой, как будто сохраняла какое-то непонятное тепло. Бывают такие книжные страницы, особенно в старинных книгах — ты прикасаешься к шершавым листкам и пальцами ощущаешь тепло, как будто под бумагой бьются тысячи живых, горячих сердец. Самое ценное ощущение, которое может быть подарено книгой.

Эта книга была именно такой — с горячим пульсом между строк, с легкой шершавостью, которую едва прощупывали пальцы. С невероятным ощущением таинственности и тревоги, как будто небо послало эту страничку как ответ на самую странную из молитв. Ту молитву, с которой сотни людей обращаются к небесам, и ответа никогда не находят.

А между тем это была очень странная книга, в которой и близко не было ни неба, ни молитв, ни тепла. Будучи человеком не религиозным и достаточно циничным, впрочем, как все врачи, Зина отчетливо видела, что если и присутствовали в этой книге какие-то силы, то явно темные.

Ничего ангельского не было в существе, которое со злобной, саркастичной усмешкой рвалось править миром, не имея никакого понятия о вселенских законах, о том, что за власть над миром нужно платить, и совсем не так, как представлялось в милых книжных сказках.