Дневник призрака

И тут дверь вдруг отворилась. На пороге возник… Григорий Бершадов. Он медленно, как-то артистично вошел внутрь камеры, аккуратно прикрыл за собой дверь. Форма офицера НКВД сидела на нем как влитая. Остановившись напротив Крестовской, он картинно заложил пальцы за форменный ремень и посмотрел на нее… И молча, долго рассматривал, словно раздавленное насекомое.

— Ну, не переживай, вовремя остановил, — фамильярно, вальяжно и так, словно Зина задала ему какой-то вопрос, вдруг произнес он. — Ожоги, конечно, остались. Ну это тебе по заслугам. Ничего, заживут.

— За что… — прохрипела Зина. Голос отказывался ей повиноваться.

— Ты серьезно? — Бершадов, не сдержав себя, хохотнул. И от этой фразы Зина задрожала, как в лихорадке.

— Не понимаю… — снова попыталась заговорить она, не узнавая саму себя в этом жутко униженном, раздавленном болью существе.

Внезапно Бершадов опустился на корточки и двумя пальцами поднял ее подбородок вверх.

— Ты серьезно? — повторил он с тем же странным выражением самодовольства и фамильярности. — Так я же все о твоих делишках знаю! Кто сестричку своего тухлого любовника спас? Кто мне не признался в том, что Лора Барг работает на немцев? Может, ты тоже завербована разведкой вермахта? Говорят, нацисты своим агентам очень щедро платят…

— Нет… нет… — Крестовскую била дрожь, только теперь она начала осознавать, в какую историю попала, — нет… клянусь…

— А кто в чужие дела постоянно нос сует? — продолжал Бершадов. — Как ты смеешь делать что-то без моего ведома? Как у тебя получилось сорвать работу двух моих лучших агентов?

— Кого… каких агентов… я не понимаю… — Зине казалось, что она умирает.

— За книгой охотятся люди из моего отдела! Мои люди! Ты что творишь? Как ты посмела самовольно влезть в это дело и мне не доложить?

— Я не знала, что это важно…

— Лжешь! — Бершадов резко опустил ее голову вниз, поднялся во весь рост и продолжил: — Все лжешь! Ты не могла не знать, что если мальчишка следователь допускает тебя к делу и вообще ведет с тобой разговоры, то это только по моему приказу!

— Я виновата… — не в силах больше сидеть, Зина снова ссунулась на пол, — я… виновата… наверное должна была сказать… вам…

— Да, должна. Ты чуть не сорвала мне всю операцию! Теперь из-за того, что ты как дура вляпалась в дурацкий пожар на Запорожской, человек, за которым мы следили два месяца, ушел!

— Артем? Вы следили за Артемом? — догадалась Зина.

— Соображаешь! Видишь, не сильно тебе и повредила «салотопка»! Мозг не обожжен.

— Я должна была… доложить…

— Да, должна, — неожиданно мягко согласился Бершадов, — я расстреливал моих людей и за меньшее. Тех, кто меня ослушался. Так что получила ты по заслугам. Ты работаешь на меня, и посмела вести себя так!

— Я не знала… — Голос Зины стал совсем слабым, она чувствовала, что стремительно теряет силы и куда-то плывет…

— Теперь знаешь, — добродушно согласился Бершадов, — но это еще не всё!

— Что еще… — Зина умирала от бесконечной тяжести своих проступков, из-за которых ее попытались сжечь заживо и жгли каленым железом.

— Ты кувыркалась с мальчишкой на десять лет тебя моложе! С мальчишкой! Это моральный облик советского человека, сотрудницы НКВД?

— Я не сотрудница…

— Ты работаешь на меня, — веско произнес Бершадов, — я твоя власть. И я решаю, кто ты есть и кем ты будешь. Уже за одно это тебя стоило поставить к стенке!

— Не трогайте его…

— Ты сумасшедшая? — удивился Бершадов. — Ты лежишь передо мной полумертвая и ты за него просишь? За сопляка, который развлекался с тобой, имея, между прочим, невесту? Ты в своем уме?

— Это мое дело, — злость придала Зине сил настолько, что даже голос ее зазвучал более отчетливо, — я не замужем. Делаю, что хочу. Пока на моем пальце нет обручального кольца, я могу делать все, что мне угодно! Ясно вам? И это никого не касается!

Эта вспышка ярости отобрала ее последние силы. Боль вспыхнула чудовищным пламенем, и на какое-то мгновение Зина потеряла сознание. Когда же она очнулась, все еще лежа на полу, Бершадов стоял и по-прежнему смотрел на нее. Теперь лицо его было абсолютно невозмутимым.

— А знаешь что? — У него было какие-то очень странное выражение, которое она не могла объяснить, наверное, потому, что ясность сознания давно уже ее покинула. — Говори мне «ты»! Мы с тобой столько пережили, что это будет вполне справедливо.

Зина застонала и упала лицом в пол. После страха, отчаяния, ран, мучительной боли, терзающей ее тело, этот страшный черный человек предлагает говорить ему «ты»? Зина засмеялась бы, если б смогла, и хохотала бы долго, во весь голос… Если бы у нее были целые руки и ничего не сломалось в душе. Она бы попыталась бороться… С целой кожей.

Но теперь она не могла. Все, что оставалось, только лежать на полу и делать вид, что готова лизать хозяйский сапог, скрывая свое намерение вцепиться в него зубами…

Бершадов между тем совершенно правильно истолковал ее молчание. Зине вдруг подумалось, что этот страшный человек обладает умением читать ее мысли. Резко, стремительно сдвинувшись с места, Бершадов совсем близко подошел к ней. А затем…