Дневник призывателя

Вы заподозрите убийцу и насильника в добродушном соседе, работающим клоуном в больнице? Он помогает детям, всегда отзывчив и любезен. Разве может такой человек совершить что-то плохое? Не только может, но и делает. Он замуровывает трупы жертв в бетон, а потом вместе со всеми удивляется тому, куда деваются дети. Он же не вызывает подозрений – он клоун, он смешит людей, дарит радость и… Убивает.

А в любимом учителе? Прекрасном семьянине и замечательном человеке, организовавшем туристический клуб? Нет, конечно. А тем временем он снимал фильмы, на которых мучил и убивал. Выжившим жертвам же никто не верил – репутация учителя безупречна.

Может быть хотя бы в милиционере? Обаятельном мужчине, улыбчивом и легко идущем на контакт с людьми. Как такому не поверить? Это же милиционер, защитник справедливости. И люди верили. А дальше – лес, нож или удушение, смерть.

Кто увидит во всех этих людях жестокого палача, наслаждающегося чужой болью? Я бы не увидел. А даже если бы мне об этом сказали, то не захотел бы верить.

С людьми часто так – они отрицают неугодную правду. Не верят жертвам, когда тем нужна защита и помощь. И во что это выливается? В то, что общество скорее склонно обвинять жертву, нежели преступника. Сама виновата, сама не туда пошла, сама не тому поверила, сама не так оделась. Жертва виновата во всем. Жертва спровоцировала человека.

Но разве так может быть? Почему люди так любят оправдывать своих мучителей? Просто они боятся поверить, что могут оказаться в этой схеме. Им проще убеждать себя в том, что пострадавшие сами сделали все, чтобы им причинили боль.

Так за громкими словами почти всегда скрывается лицемерие. Да и вообще люди по своей натуре не совсем биосоциальны, а скорее биоэгоистичны. Очень редко, когда человек вместо себя выберет другого, редко, когда будет плакать, жалея кого-то, кроме себя. Мы так устроены.

Я бы назвал это империей масок. С рождения человека воспитывают, думая, что создают себе идеального ребенка, ну или вовсе не думая ни о чем. Ребенок же в свою очередь не ограничивается тем, что слушается всех нравоучений – он наблюдает. Впитывает все, как губка – жесты, фразы, поведение окружающих, прохожих и героев фильмов. Глядя на реакцию других, ребенок создает свое мнение о том, что хорошо, а что плохо. Вопрос здесь, скорее, в его эмпатичности – кому он отдаст предпочтение – злодею или герою, мучителю или жертве. В семьях, где отец дебошир и пьяница, а мать покорная и всепрощающая, ребенок может скопировать одну из видимых моделей или же возненавидеть обоих, если коэффициенты боли и страха превысят допустимую норму. Впрочем, все всегда идет из детства, если у человека нет серьезных психических нарушений.

Кивнул сам себе и вновь посмотрел на Кайсу и Тошу. Тишина не может длиться вечно, в компании она и вовсе губительна. Люди не способны молчать, когда ничем не заняты. Именно поэтому беседа зарождается в поезде и в очереди в поликлинику. Мозг человека не занят, ему становится скучно и эмоционально, на подсознательном уровне он хочет общения, чтобы избавиться от навязчивой скуки.

Я склонил голову чуть набок. Кристал все еще трясет, мои губы обжигает призрачный поцелуй. Труп еще живого человека, труп души моей.

– Почему ты убил меня?

У меня нет ответа. Я еще ничего не сделал. И не хочу причинять ей боль.

Знал ли убийца, что в будущем совершит преступление? Вряд ли. Знала ли жертва, что сегодня ее жизнь оборвется? Нет. Пути судьбы неизведаны и тернисты. Как к звездам.

«Вышел месяц из тумана, достал ножик из кармана…» – начал считать про себя, мысленно указывая пальцем то на Тошу, то на Кайсу.

Никогда раньше не задумывался о том, насколько жуткие детские считалочки. И ведь эта самая безобидная, если подумать.

А так?

Раз, два

Это не только слова.

Три, четыре

Меня нет в этом мире.

Пять, шесть

У меня для вас есть весть…