Дневник призывателя

А где Соха? Мне его не слышно, словно его присутствие стерли. Да и о дыхании других я знаю только по этим крошечным облачкам, еле заметным в темном помещении, освещенном лишь окном. Постойте, а когда за окном наступила ночь? Мы же тут практически с утра…

Беспокоюсь. Волной накатывает паника. И тут все тонет – по квартире разливается музыка, которой не должно быть слышно. Ашраи, запертая в клетке, в комнате со звукоизоляцией играет на флейте. Так волшебно, что сердце не стучит, а поет и тает в неге, точно сливочная помадка в горячем шоколаде.

Мелодичные ноты, сказочное чувство – полный восторг. Вот звук становится выше и тоньше, чтобы резко стать ниже и глуше. История, показанная вначале, видоизменяется и мне начинает казаться, что это я тот самый человек, влюбленный в Селену. Это я! Я собираю самые красивые цветы, не зная их названий. Стираю ноги в кровь, царапаю и обжигаю руки. Возможно, скоро умру от этого яда. Зачем? Все ради ее улыбки. Она так красиво смеется, что мне хочется делать все, чтобы она была счастлива. Если она попросит – я отправлюсь на край света. Пойду куда угодно, если она захочет, или стану верным псом для моей принцессы.

Но правда в том, что мы оба мертвы. Она стала лужицей воды, растаяв точно туман на солнце, а я обернулся призраком, лишившись своего тела.

Нам никогда не быть вместе.

Никогда.

Но как бы я хотел умереть вместе с ней, в объятиях друг друга, а не в одиночестве. Но не судьба. Мир оказался слишком жесток, дав лишь надежду на счастье и тут же ее оторвав. Моя красная нить рвется и тает под солнцем. Как страшно…

Страшно знать, что самое желанное невозможно. Нам нельзя было любить друг друга, ведь мы из разных миров, тех, что пересеклись на миг одной лунной ночью.

Встряхиваюсь. Дрожу.

Кто это воет? Я?!

Музыка то ускоряет, то замедляет темп, не давая опомниться. Меня бросает из стороны в сторону, будто я попал в шторм. Иллюзия! Проклятый морок.

Ощущаю сотни прикосновений, задыхаюсь и бьюсь в агонии, что слаще тысячи поцелуев. Эта боль и отчаяние ярче, чем эйфория. Это все не мое, но оно подобно наркотику, который вкалывают без твоего разрешения, и ты уже не в силах сопротивляться.

Звук флейты видоизменяется, танцует и извивается, напоминая клубок змей. К нему добавляется серебряный звон, точно некто бьет в миниатюрный колокол, требуя обратить на него внимание, но постоянно ускользая от взора.

Сейчас я тебя поймаю! Ну, ты погоди! Сейчас…

Слышу сбивчивое дыхание. Оно мое? Нет. Нет… Нет!

Тело выгибается без моей воли, и мне кажется, что я слышу хруст. Что это? Позвоночник. Все мои кости. Они словно мгновенно стареют, ломаются и становятся прахом, принося покой. Наверное, вечный.

В танец мелодии вступает скрипка, плача, как дитя, брошенное нерадивой матерью в лесу, скоро оно умрет и его примет в свою свиту покровитель, чтобы любить, как свое чадо. Вот только он уже видит печальный финал – любовь к человеку, поцелуй, смерть. Его дитя растворится, обернувшись роем мотыльков с белесыми крыльями.

Многие твари так сильно любят людей, что не боятся смерти. Они готовы отдать все ради единого мига. Человек этого никогда не оценит.

Чувствую касания, нежные губы. Не моя память. Но я не хочу уходить из этого бреда. Я хочу еще и еще этого сладкого яда! Касайтесь меня, любите меня, будьте со мной.

Я боюсь, что все кончится, что я останусь один.

Не оставляйте меня одного, пожалуйста. Я знаю, что я умру в одиночестве. Оно отравит меня, согнет в бараний рог, перемелет и выплюнет. Оно доведет меня до могилы.

Я так не хочу быть один…

Целуйте меня, мои искусанные губы. Целуйте. Еще и еще.

Если хотите – убейте. Только не бросайте меня одного!

Скрипка приглашает за собой голоса. Один, второй… Больше! Еще и еще!

Тону. Захлебываюсь. Улыбаюсь. Как же я счастлив.

И тут подобно обуху по голове я проваливаюсь в свой кошмар. Метро, двенадцать минут, Верочка, стоящая на платформе.

– Тебе никого не спасти!

Обернулся и вздрогнул.

Под сенью Всевышнего покоится.

Вижу еще одну девушку, которая была в моем ожившем кошмаре. Поломанная, как тогда, когда я увидел ее за стеклом. Стоит, пошатываясь из стороны в сторону и смеется, точно некто нарисовал ей вечную улыбку.

Она точно марионетка на шарнирах. Вот сейчас кукловод уронит нити и она рухнет. Сложится пополам. А потом… Внутри нее окажется только вата. Игрушка. Чертова игрушка.

– Убирайся, – кричу и не слышу. Ору во все горло – ни единого слова.

Это немое кино, а я в нем главный актер. Возможно, что и все краски черно-белые. Газетные, тусклые.

Свободная белая сорочка и простая кроличья полумаска с ушками, открывающая нижнюю половину лица… Как в тот раз. Жутко, совсем не мило. Волосы на этот раз не висят патлами, а собраны в две косы, необычные синие глаза неподвижно смотрят на меня, с подбородка стекает кровь, пачкая ее одеяние еще больше. И кожа бледная, скорее даже серая. Кажется, что еще немного, и она разойдется по невидимым швам. Вон, я уже это вижу. Раны сухие, бескровные, но в них копошатся опарыши.