Дневник путешествия Ибрахим-бека

— Сначала я был согласен с вашими словами: вы все говорили правильно и разумно, — заметил он. — Но ведь надобно принимать во внимание, когда и где говорить подобные слова. Да, во всех странах, которые вы видели, делают прививки, устанавливают карантины, и польза от этих дел для человеческого общества ясна, как солнце. Если там волею рока безвременно гибнет ребенок, то правительство, видя в нем свое дитя, не теряет ни минуты, разыскивая причину его смерти, дабы, найдя ее, закрыть на будущее двери перед этим злым роком. Я сам некоторое время жил в Стамбуле, и мне часто приходилось видеть, как государственные врачи ходили из квартала в квартал, с улицы на улицу, из дома в дом и всем детям бесплатно делали прививки от оспы. Если же кто-нибудь не допускал врача к своему ребенку, придерживаясь того же мнения, что и господин хаджи ахунд, то, как только это становилось известным, ему выносили порицание. Во всех городах, селениях и даже глухих деревушках там распространено это превосходное правило. А как обстоит там дело с регистрацией рождений и смертей? Рождения записывают в особую книгу, так же как и смерть. Каждую неделю через газету там не только объявляют количество умерших жителей города, но и пишут о причинах каждого отдельного случая. Если появляются заразные или эпидемические болезни, то для борьбы с ними в самые краткие сроки принимаются всевозможные меры. А теперь давайте вернемся к положению нашей несчастной страны. Если за одну ночь здесь вымрет по неизвестной причине даже половина города, то и тогда правительство не позаботится о расследовании причин. Более того, оно не предпримет никаких мер и к тому, чтобы умершие были погребены. Смерть от оспы и гибель от землетрясений в глазах нашего правительства — вещи самые заурядные, а главное — касаются они в основном простых людей, и поэтому нечего особенно беспокоиться. Если жители целой области погибнут от засухи и недорода, губернатор этой области и на минуту не отложит своего выезда на охоту. Здесь в городах всякий дервиш и аптекарь, всякий торговец парфюмерией почитает себя врачом, а каждая деревенская старуха — акушеркой, и в карманах у них лекарства от всех болезней. Изо дня в день обманывают они людей, и никто у них не спросит, где они приобрели свои медицинские познания и какая медицинская академия вручила им диплом. Мой отец тоже был таким врачом. После его кончины мои близкие, родные и знакомые собрались вокруг меня, говоря, что я не должен тушить светильник, зажженный отцом. Слава богу, ты грамотный, говорили они, а посему должен взять книги отца, где записаны все рецепты, да и заняться врачеванием, тем более, что звание врача в наших местах признается наследственным. «Господа, на что мне медицина и на что я ей! —возражал я. —Ради бога, оставьте меня и дайте заниматься своим делом; что я понимаю в болезнях и в их лечении? Не принуждайте меня отвечать за здоровье мусульман, — говорил я им. — Во имя чести моей и доброго имени, я не возьму на себя это дело!». И сколько они не настаивали, я не согласился. В конце концов я покончил с этим, продав за четырнадцать туманов все книги, оставшиеся мне в наследство, некоему аге Самаду, парфюмеру. Теперь ага Самад благодаря этим книгам — уже доктор ага Мирза Абдуссамад. Он приобрел большую известность, не сегодня-завтра станет лейб-медиком и получит от правительства почетный титул. Если бы в Маранде и других областях Ирана сыновей били и пытали за проступки их отцов, то мне не поздоровилось бы: ведь, насколько мне известно, покойный батюшка отправил на тот свет более двухсот мусульман своим неправильным лечением и вредными лекарствами. При всякой лихорадке бедняга прописывал отвар из чернослива, а также кровопускание и банки. Однажды его позвали к больному старику, который больше года лежал в постели. Я тоже присутствовал при этом. Отец мой сказал: «Следует поставить кровесосные банки». Когда мы ушли от больного, я сказал: «Ага, ведь эти банки служат для кровопускания, а по лицу больного видно, что в венах его нет и капли крови. Какой смысл в банках? Жизнь в этом человеке держится на волоске, наступили его последние дни». Покойный отец бросил на меня гневный взгляд и спросил: «А что я могу еще сказать больному?». На это я ничего не мог ответить, и отец приказал мне не болтать глупости, коли я ничего не смыслю.

Я с большой охотой поддерживал этот разговор, он доставил мне немалое удовольствие. Поистине, мне не доводилось еще до той поры встречать иранца столь честного, благородного и остроумного, который к тому же так тонко разбирался бы во всех государственных делах.

У меня был с собой прекрасный портсигар египетской работы, наполненный сигарами, и я с благодарностью поднес его моему собеседнику. Он принял портсигар с достоинством, и так завязалось наше знакомство. Я дал ему свою визитную карточку, спросил, как его зовут, и записал его имя в записную книжку.