Дневник путешествия Ибрахим-бека

Министр зевнул, потянулся и сказал:

— Что ж, от Аравии лучшего нельзя было и ожидать! Но поражаюсь тебе — наглый, безмозглый и глупый человечишко! Услышал где-то такое слово «закон», нацепил его себе на язык и туда же, пустился в рассуждения! Да знаешь ли ты, что в других странах есть один единственный закон, и то всех его предписаний не выполнишь за целый год. А в нашей стране у каждого министерства свои собственные законы, и каждый из них может быть приведен в исполнение в полчаса. Благослови судьбу, что ты не оставил своего подданства, а то бы я поступил с тобой иначе. Вставай и катись ко всем чертям! Проваливай!

Я понял, что мне больше ждать нечего, поднялся и вышел, заливаясь от стыда потом.

Мирза Казим-бек, увидев меня, с оживлением спросил:

— Жаловались на египетского консула?

— Нет, мы говорили о другом. До свидания!

Вместе с Мешеди Хасаном мы вышли из министерства, и я сказал:

— Хоть времени осталось и очень мало, но уж сегодня надо довести это дело до конца.

Итак, мы направились в военное министерство.

Подойдя к нему, мы увидели, что караульные, поставив ружья в козлы, сидят по углам и курят. Я хотел войти, но меня задержали:

— Куда?

Мешеди Хасан сказал:

— Есть дельце!

Не знаю, что они ответили, но видел, как Мешеди Хасан закивал головой: хорошо, мол, хорошо, на обратном пути.

Мы вошли, и я спросил, где находится Асад-бек, начальник полиции. Мне указали его комнату; там важно восседал красивый юноша лет восемнадцати, одетый в богатый сюртук. Я поздоровался и с поклоном подал ему записку хаджи-хана. Он прочел ее и спросил:

— От кого это?

— Там стоит подпись и печать, — заметил я.

— Печать и подпись Мухаммада Али, но я не знаю, кто это.

— Да это же хаджи-хан, — пояснил я.

Юноша небрежно бросил мне записку обратно и, сказав: «Сегодня ничего не выйдет», стал смотреть в другую сторону.

Придвинувшись к столу словно для того, чтобы взять записку, я тихонько сунул ему в руку империал и проговорил:

— Господин фаррашбаши, я — чужестранец и путешественник, у меня к вам большая просьба.

Я еще не кончил своих слов, как он, заметив империал, обратился к одному человеку, стоявшему поодаль:

— Мирза-ага, скажите адъютанту, пусть придет сюда. Вошел юноша еще красивее этого, лицо его сияло как солнце. Асад-бек спросил:

— Министр один?

— Нет, там генерал-майор Гаруси сдает деньги и там же управляющий.

Обратясь ко мне и сказав: «Посидите немного», Асад-бек поручил Мирза-аге уведомить его, как только министр останется один.

Через полчаса Мирза-ага снова вошел и сообщил, что посетители ушли. Фаррашбаши вышел и, вернувшись через мгновение, подал мне знак идти за ним. Когда я встал, он шепнул мне на ухо:

— Этому Мирза-аге тоже дай что-нибудь.

— Слушаюсь, — ответил я и, достав три пятикрановые монеты, отдал их Мирзе.

Когда передо мной приподняли занавеску, я заметил, как управляющий передает двум фаррашам десяток мешочков с деньгами. Потом фарраши удалились.

Небольшая кучка золотых монет еще оставалась на столе. Министр брал их одну за другой и взвешивал на небольших весах.

Я почтительно приблизился и застыл, сложив руки на груди. Прошло более десяти минут, а министр все взвешивал деньги и складывал их в кашемировый мешочек.

Наконец он повернулся в мою сторону и спросил:

— Что тебе надо?

— Я желаю кое-что доложить вам.

— Говори!

Начав с тех же объяснений, что и в министерствах внутренних и иностранных дел, я попросил разрешения сесть.

Министр в полном удивлении окинул меня с головы до ног негодующим взглядом и воскликнул:

— Ах, дерзкий, разве ты не можешь стоя доложить свои дела? Ведь ты как будто не хворый?

Я пояснил, что дело мое весьма продолжительное.

— Ничего, говори как есть.

Я понял, что он никак не хочет позволить мне сесть и уже начинает впадать в гнев. Если настаивать и дальше, он выйдет из себя. Все же я осмелился заговорить:

— Заклинаю вас, господин министр, гербом падишаха, соблаговолите дозволить этому рабу присесть.

Как бы то ни было, он разрешил мне сесть.