Дневник путешествия Ибрахим-бека

Краткое изложение всего виденного. Обычное занятие шаха Ирана состоит в том, что он, положив перед собой календарь, размышляет, какой день и час более всего благоприятствует для поездки на охоту. Министры, эмиры, придворные и чиновники заняты лишь тем, как присвоить себе новый титул. Любые самые противозаконные средства, которые есть у них в руках, используют они для того, чтобы подняться повыше и всяческими наветами и клеветой отбить должность у своих соперников. Это — общая мечта. Даже какой-нибудь привратник тешит себя надеждой стать правителем области. А сколько ему подобных!

Сословие купцов нимало не заботится о процветании торговли и расширении ее сферы. Они идут тем же путем, каким шли их деды. Во всем Тегеране не создано ни одного общества, ни одной компании для распространения отечественных товаров и продуктов. Хотя некоторые и обладают порядочным капиталом, однако все они не имеют доверия друг к другу, поэтому в коммерческие сделки вступают с крайней осторожностью. И все так и норовят наступить друг другу на ногу, неустанно следят, подобно Англии и России, за действиями своих конкурентов глазами зависти.

Лавочники и ремесленники в панике из-за фальшивых денег: сегодня один кран ценится в семь шаи, а завтра — в восемь. Бедняки заняты мыслями о пропитании: ман хлеба стоит то два крана, то — три.

Посланники двух соседних с Ираном держав преследуют только свои политические выгоды. И ни у кого ни в действиях, ни в помышлениях нет ни заботы о родине, ни истинной любви к ней. Все скудны разумом и неблагочестивы.

Мертвы, хотя как будто и живые,
Живут, но в сущности мертвы.

Между тем наша коляска на полном ходу неслась в Казвин.

— Как ваше благородное имя? — обратился я к своему попутчику.

— Хаджи Гулям Риза.

Затем он осведомился обо мне, и я ответил, что меня зовут Ибрахимом.

— Из какой вы местности? — опять спросил я.

Узнав, что мой попутчик из Казвина, я очень обрадовался.

Дорога из Тегерана в Казвин очень хороша: прямая, ровная и дома по ее обеим сторонам красивы и благоустроены. Поистине, можно сказать, что это лучшая из дорог Ирана, хотя, кроме нее, по сути, других-то и нет.

Хаджи Гулям Риза называл нам одну за другой деревни и караван-сараи, которые мы проезжали. На каждом перегоне нам без задержки меняли лошадей. Одну ночь нам пришлось провести в первом встреченном на пути караван-сарае. Там было приготовлено все необходимое для отдыха путешественников. К нашему прибытию уже кипел самовар, мы напились чаю, поговорили со слугами о том, о сем, а после утреннего намаза заложили лошадей и снова тронулись в путь.

Приближалось время вечернего намаза, когда мы въехали в Казвин. Я попросил совета у хаджи, в каком караван-сарае нам лучше остановиться.

— При въезде в город есть гостиница. Это место вам понравится и вполне подойдет, — сказал он. — Если остановитесь там, вам будет спокойно.

Мы подъехали, и я убедился, что это и вправду хорошее место. Комнат было много. Нам предложили одну из них за два крана в сутки, и я счел, что это дешево. В комнате стояли кровать, стол, кресла и другие необходимые вещи, были и постельные принадлежности. Мы попрощались с хаджи, и он ушел. Слуга принес самовар и спросил:

— Что будете кушать на ужин — челав или плов?

— Разве у вас есть кухня и горячие блюда? — удивился я.

— У нас есть все, — ответил он.

— Лучше всего, если вы принесете челав из цыпленка, с приправой.

— Слушаюсь, — ответил слуга.

Мы выпили чаю, затем совершили намаз. Тем временем принесли ужин. Тут был и челав, и приправа, сладкие напитки, кислое молоко и зелень. Все было очень чисто приготовлено, и мы поужинали с большим аппетитом.

На следующий день пришел проведать нас хаджи Гулям Риза. Мы недолго побеседовали; уходя, он пригласил нас к себе на следующий вечер.

После его ухода мы сразу же вышли на улицу и спросили дорогу на базар. Нам сказали, что наша улица ведет прямо к Али-Капу,[144] а налево от него находится базар.

Не спеша, мы пошли в этом направлении. Когда-то Казвин был столичным городом, но теперь он потерял былой блеск, стал грязен и запущен. По сравнению с европейскими городами его нельзя назвать и деревней.

Ведь в городах Европы даже стены и двери домов несут на себе отпечаток общего духа города и своеобразной, присущей только ему красоты. Улицы оживлены множеством спешащих туда и сюда людей, занятых коммерческими делами, что позволяет судить о бурной торговле. Там вы не увидите ни одного незанятого человека. И наоборот, на улицах городов Ирана, куда ни бросишь взгляд, везде лентяи и бездельники, которые собираются группами и сидят в полной праздности то там, то сям. Города по своему запустению напоминают кладбища. Если бы кто-нибудь вгляделся в них глазами внутреннего прозрения, он услышал бы, как от стен и дверей иранских городов поднимаются жалобные вопли: «Нет у нас хозяина, никому нет дела до нашего благоустройства». Это достойно величайшего сожаления, но что делать?

Я обратился к Юсифу Аму: