Дневник путника

— Вы про памятник говорите? Он там, на горе, — они показали на противоположный берег Вырки, — Только вы вряд ли туда пройдете. Я не очень много прояснил для себя, но поблагодарил их, и окрыленный, забыв про пройденные двадцать пять километров, устремился вперед. Но вскоре понял пессимизм ребят. Вначале я перешел качающееся дерево, точнее, переполз и очутился на другом берегу реки. А заодно и в болоте, героически пройдя которое весь перепачкался в грязи. Но это было еще не все. Затем мне потребовалось подняться на горку (кажется, у Жуковского горка имелась). Но горка поросла крапивой, репейниками и чем-то еще таким, от чего мои брюки вскоре были облеплены колючими семенами. Наконец, и это осталось позади. Прошел остатки яблоневого сада… А что я мог ожидать еще? В шагах тридцати увидел что-то похожее на мраморный постамент. Подхожу, читаю: "Здесь, в Мишенском… родился русский писатель В.А Жуковский".

Ничего не понимаю. Мишенское отсюда в пятнадцати километрах. Загадка. Тем временем оглядываюсь. Трава хорошо вытоптана. Ясно, гоняют коров. От былых строений никаких следов. Чуть бы посветлее, можно было попробовать поискать фундамент дома. В таких местах хорошо думается: о беспощадном времени, о памяти, о беспамятстве… Где-то громыхнуло, — приближалась гроза. Я понуро, вспомнив, что прошел двадцать пять километров, двинулся в обратную дорогу. А загадка с памятником оказалась совсем несложной. Утром мне все объяснили. Василию Андреевичу поставили новый памятник. Неужто старому пропадать? Да и Киреевских не забыли. Правда, злые языки утверждали, что белевское начальство не осталось в накладе от такой экономии (кто теперь все это проверит?). Взяли старый памятник, привинтили табличку, из которой явствовало, что в селе Долбино родились и жили Петр Иванович и Иван Иванович, установили и отчитались. А народ любопытный, а может быть на табличку кто позарился: блестит все-таки. Короче. Табличка пропала и проступили первоначальные буквы. Попытались замазать, не помогло. Вот так не повезло Киреевским уже в который раз.

Я же тем временем проделал свой путь в обратном направлении. Наступила полночь. Мелкий дождь, пока робко, но уже накрапывал. Вокруг ни одного стожка сена. Над головой уже вовсю выл и гудел комариный рой. В деревнях ложатся рано, так что отсутствию света в домах я не удивился. Да и не будешь, на ночь глядя, стучать и будить людей. На ночлег когда светло просятся. Не знаю, стоит ли об этом писать. Но если есть надежда, что написанное тобою прочитает хоть один человек, надо все писать честно, как было. Настроение мое описывать не буду. Два-три раза прошелся по деревне. Единственная собака, спавшая у плетня, сочла ниже своего достоинства даже облаять меня. И тут вспомнились слова, прочитанные в одной старой книге. Старый, мудрый человек говорит внуку: "Ежели какая печаль или потреба в чем, ты не сумневайся и проси Господа. У Него и о малом можно просить и о большом. Только обязательно верить надо". Я положил на землю рюкзак, повернулся лицом на восток и попросил у Господа не оставить меня, грешного, и дать мне ночлег… В соседнем домике зажглось окно. Кто-то вышел на крыльцо.

— И где его носит?

— Не меня ищете? — подал я голос. Женщина не вздрогнула и не испугалась. Улыбнулась: "Мой муж почтальоном работает, что-то задержался сегодня". Мы разговорились. Как-то незаметно разговор перешел на болезни, отсутствие лекарств. У мужа женщины была язва желудка, да и сама здоровьем не отличалась. Кое-какие травы я знал и немного рассказал о том, как можно их использовать при болезнях. Вскоре подошел муж хозяйки. Мы познакомились.

— А чего мы стоим? — встрепенулась она. Пойдемте в дом, переночуйте… Я диктовал рецепты, а глаза мои слипались. Блины только усугубили положение. И вот постель. Наверное, и Соломон на такой не спал. Господи, какое блаженство! И спасибо тебе, Господи, что не оставил меня. Это были мои последние слова. Утром мне сказали, что всю ночь громыхала гроза.

21 июня. Яблони под дождем.

Серое, хмурое утро. С тревогой смотрю на небо: кажется, сегодня предстоит идти под дождем. До Ровно, деревни, куда мне нужно попасть, путь не очень дальний, но хозяин дома, Иван Дмитриевич, обещает проводить меня по еще более короткой дороге. Сейчас, при дневном свете, могу лучше рассмотреть его. Удивительно похож на писателя Константина Симонова — и фигурой и лицом. Разве что не картавит. Говорю ему об этом, он смеется: "А вы знаете, моя фамилия Симонов. Правда, я ему никакой не родственник".