Дневник расстрелянного (сборник)

26 ноября 1943 г.

Вчера появились беглецы. С горы с восточной стороны спустилась часть повозок. Некоторые с полукруглыми наметками на задках. Завернули к колхозу. Разложили костер. Появился квартмейстер — молодой парень, говорящий по-украински очень легко.

— Можно в хату? Сколько вас тут человек? На полу никто не спит? Мы привычные: будем на полу. Придут двое или трое. В пять часов придут, в четыре уйдут.

В другой хате, где говорили: «И на полу негде!» — засмеялся, показал на печку и под кровать: «Мы и там можем. Война».

Одет в две шинели: сверху немецкая, под низом мадьярская. Пилотка. Брезентовая полевая сумка.

Позже узнал: комендант какой-то из Николаева со свитой, несколько немцев, одна баба, добровольцы, пленные — рабочие. Успели сразу напиться. Один совсем пьяный эсесовец держал речь перед собравшимися:

— Вы думаете мы доедем? Никуда мы не доедем. Капут немцам. Факт, капут. Только маленькая щель осталась. Вчера по радио передавали: красные на Луцком направлении прорвались. Они в Западной Украине уже! А мы туда отступаем. Я уже два раза в плену был. Я правду говорю.

Иные боялись таких речей. Расходились.

Немцы смеялись, не совсем понимали слово «спать». Один чистил картошку... Кинул в котел нечищенную. Комендант заругался — коленом в зад: «Пьяный. Спать!»

* * *

Одна из пыток, применяемая грушинской жандармерией: раскаленными клещами тянут за язык, чтоб заговорил!

Расстрел в Ладыженском районе.

Арестованных — к яме. Большая. Каждый слой тут присыпают землей, «чтоб только ног не было видно». Заключенных ведут несколько полицаев, жандармов. На краю приказывают раздеваться. Вызывают добровольцев из полицаев. Выстрел — падает в яму. Одежду потом дают полицаям, которым что-либо надо. Говорят, сапоги Коли Яремчука сшиты из кожаных галифе партизана. Почти из человеческой кожи!

* * *

У нас пришло распоряжение выгнать лошат, бычков, свиней и т. д. Сегодня что-то десять лошат погнали в Голованевск. Старик смотрел: «Упираются, бедные!» Привязаны к задку. Удивился, почему мало. Оказывается, правленцы придумали: большинство молодняка порасставляли меж старой скотиной. Погнали столько, чтоб сделать вид.

* * *

Со здоровьем паршиво. Не то истратился запас противосил в организме, не то сказалась последняя нервотрепка.

Три дня валялся на печи из-за левой ноги. Теперь валяюсь из-за позвоночника. Лекарств нет и денег на них нет. И надо работать!

29 ноября 1943 г.

Вчера был паренек из Черкасс. Отправился оттуда, когда красные были в пяти километрах — за Днепром (в Паусском и Мельниках, должно быть). Немцы из города и прибрежных сел выгоняли поголовно. Многие осели подальше в селах. Мост железнодорожный не был восстановлен. Перед весною 1942 года, чтоб не вызвать затора льда, фермы порезали... Этой весной хотели восстанавливать. Поставали леса. При подходе наших убрали. Предприятия не работали — крупные. Вначале открыли техникумы: медицинский, ветеринарный, механизации сельского хозяйства.

Парнишка перепробовал все. Потом попал на лесоразработки. «Закончил образование на свежем воздухе». Центр города разбит. Частично советской артиллерией в 1941 году. «Обстреливали по квадратам. В некоторые дворы попало по семь-восемь снарядов».

Посмеивается:

— Русские всегда учились воевать во время войны. Потом пили за побитых учителей. Теперь, может, мы тоже на такую выпивку попадем.

5 декабря 1943 г.

Пару дней провалялся на печи с зубной и прочей болью.

Перед этим были всякие встречи. Разговоры. Кое-что из них.

* * *

У нас в колхозе не так давно неудачно гоняли бычков. Был приказ — в Голованевск. Оттуда завернули. Потом новый — кажется, в Гайсин. Тогда руководители приказали работающим на воловне:

— Наметьте, какие больные.

Наметили — перевеслом на задней ноге. Поняли правильно: самых жирных. За несколько дней порезали трех или четырех. Запаслись нелегальным мясом. Нам тоже повыдавали кило по два-три. Угнали шесть. Говорят, не эвакуация, а заготовка.

Разговор с националистом: