Дневник разведчицы

Боже мой, немцы уже в Калинине! Сегодня к нам в театр пришла большая группа актеров из Калининского драмтеатра. Они несколько дней добирались до Ярославля. С ними ребятишки, старики. Я дежурю в театре. Сразу звоню В. П. Топтыгину — нашему директору.

Разместили калининских актеров в красном уголке. Принесли ковры, подушки, одеяла. Вызвали срочно буфетчицу, накормили, чём могли, вскипятили чай. Сейчас они спят.

Мои соседи солят баранину в бочках, сушат сухари мешками. У многих сделаны большие санки. Масло топленое в банках. Соседка вызывает мужа из Костромы, кричит в телефонную трубку: «Немедленно приезжай! Ты идиот, сумасшедший, немцы уже в Калинине».

20-е октября.

Фашисты под Москвой. Это трудно выговорить, а написать еще труднее. Объявлено осадное положение. Правительство призывает всех к выдержке и дисциплине. Долг каждого гражданина, способного носить оружие, — овладеть им, чтобы бить врага.

Наш взвод народного ополчения проходит боевую подготовку в пехотном училище.

А из обкома комсомола ответа нет.

Ждать больше не могу. Надо действовать. Написала письмо первому секретарю обкома партии Николаю Семеновичу Патоличеву.

22-е октября.

После репетиции, когда я вышла из театра, ко мне подошел молодой паренек — работник обкома комсомола. Мы идем по бульвару. Он объясняет обстановку на фронте: немцы рвутся к Москве, они торопятся завершить кампанию на Востоке до зимы. Ярославль — подступ к Москве. Поэтому наш город объявлен на угрожаемом положении. Паренек уверен, что под Москвой фашисты получат отпор. Но все-таки есть приказ: подготовить в городе все на случай прихода врага. В Ярославле должны остаться люди для работы в подполье.

Обком комсомола все обо мне знает и считает, что я вполне подхожу для работы в тылу врага. Не надо настаивать на том, чтобы взяли в армию, а потихонечку изучать оружие и немецкий язык. Мне в этом помогут. Получив мое согласие, паренек договаривается о следующей встрече и уходит.

Я остаюсь на скамейке бульвара и долго не могу прийти в себя. Вот оно начинается — настоящее.

23-е октября.

Вижу во сне себя в розовом платье. Это как будто то самое платье, в котором я играю в спектакле «Парень из нашего города», и как будто не то. Платье пышное, нежное.

Стою перед зеркалом, не могу глаз отвести, до того красиво. Но на мне почему-то черная шляпа. Все розовое, а шляпа черная.

Рассказала соседке Зине, она говорит, это к перемене жизни.

Приходит ко мне на квартиру паренек, худенький, незаметный. Начинаем мы с ним изучать наган. Разборка, сборка. Это легко. Затем немецкий пистолет «вальтер». Обещает в следующий раз принести другие системы пистолетов. Говорит, у немцев много всяких систем.

Зина думает, это поклонник. Говорит: «Сон в руку».

24-е октября.

Ярославская коммунистическая дивизия продолжает формироваться. Многие из нашего театра ушли туда. Главный режиссер Давыд Моисеевич Манский — начальник клуба дивизии. Артисты Владимир Митрофанов и Дмитрий Аборкин — адъютанты в батальонах.

Сегодня, все время примерки костюмов, вошла в костюмерный цех Мура Рыпневская. Она тоже уезжает на фронт с дивизией. Я ей завидую. Хорошо бы уйти вместе с ними на фронт! Но я не вольна об этом говорить.

Мура смотрит на меня с осуждением.

— Ты же мечтала о фронте! Что случилось?

— Не берут! — произношу я довольно легкомысленно.

— Захотела бы, так взяли в нашу бригаду актеров…

Я понимаю ее, она вправе презирать меня.

Домой иду мимо Дворца пионеров. Раненых везут и везут. Артисты театра уже давно здесь. Они не выходят из госпиталя, дежурят около раненых сутками. Иду помогать.

25-е октября.

В шесть утра постучалась ко мне высоченная женщина. Подавая руку, сказала: «Меня зовут фрау Ольга, я буду вам преподавать немецкий язык».

Началась у меня жизнь, полная забот!

8-е ноября.

Вчера был праздник. День рождения Советской власти. А на душе тревожно. С утра долго чистила, штопала и гладила свое черное шерстяное платье. В полдень выехали в лагерь, где заканчивается формирование Ярославской коммунистической дивизии.

Морозный вечер. Концерт проходит в дивизионном клубе. Принимают нас, волковцев, так, что слезы стоят в горле.

Уходим со сцены под бурные аплодисменты.

Ночуем в землянках. Я в землянке медсанбата. Гостеприимные хозяюшки, медсестры, приносят ужин и на мою долю. Чудесные сестрички, совсем девочки. Некоторые подстрижены коротко, под мальчишек. В чистых гимнастерках, с белоснежными подворотничками. Маруся Теплова — толстушка, хохотушка! Кокетливая Анюта Тюканова. А Муры нет. Говорят, она в Ярославле — получила увольнительную.

Ложимся спать все вместе. Девушки заботливо укладывают меня в середине. Сначала они стесняются, но потом прижимаются ко мне крепко, с обеих сторон. Мы обнимаемся и вдруг начинаем дружно и весело смеяться.

Утром встаю. В землянке ни души. На столе котелок с кашей, хлеб, кусочек сала и записка: «Кушайте, пейте чай. Спасибо вам, дорогие наши волковцы!»