Дневник русского украинца

И действительно, малодушная идея оставить поездку, сдать груз в благотворительные организации несколько раз возникала, но тут же обрывалась мыслями сначала о людях, которые ждут, нуждаются, а после о тех, кто помог собрать лекарства.

Моё холодное, болезненное ожидание закончилось, когда я, не выдержав дёрганых нервов и пустых разговоров, загрузил коробки в нанятый «бусик» и решил сам прорывать границу. Меня уверяли в том, что это дурная, бесперспективная затея, которая либо кончится ничем, либо чревато. Но всё срослось, всё получилось. Опять же благодаря людям, как правило, незнакомым, которые буквально на себе переносили медпомощь Донбассу. Благодаря им мы прорвали блокаду и ночью, миновав блокпосты, въехали на Луганщину.

Когда я передавал гуманитарную помощь адресатам, слыша, чувствуя, видя, насколько мирные люди в больницах и детдомах рассчитывают на неё, то чувствовал исполненность некоей высшей миссии. Да, звучит высокопарно, согласен, но так действительно было. Чувство долга, чувство ответственности перед своим народом – вот что наполнило мою душу, сердце тогда. Тем мартом жизнь воскресала в Донбассе, и мы, собравшие помощь, были немного причастны к этому.

Ещё была злость. На тех, кто, декларируя помощь, спасение, кощунствуя в беспринципной лжи, паразитировал на горе и утешении.

– По телевизору показали, как в Дебальцево зашло сто тонн гуманитарного груза, – сообщила мне по телефону жена, а измождённые, с вынутым нутром люди на местах не понимали:

– Где эта колонна? Покажите нам…

И я, как и они, жаждал увидеть её. Особенно после того, как обнаружил гуманитарку в Краснодарской, Ростовской, Харьковской областях – ею торговали там, подчас даже не снимая маркировки. И так зарабатывали. Раз консерва, два, три, тысяча – и есть машина. Бизнес – на голоде, войне, смерти, болезни. Всадники Апокалипсиса, запряжённые в кареты жиреющих мерзавцев.

Да, конечно, были и объективные причины для перекрытия границ. Когда фура с гуманитарной помощью заезжает в Снежное, скидывает борта и устраивает торговлю. Или когда под видом кислорода для детей – «срочно, срочно, надо помочь!» – провозят кислород технический, для резки танков. Или когда организовывают наркотрафик, в котором заняты и ватники, и укропы, действующие, несмотря на бои и разногласия, заодно, ведь война войной, а бабло – по расписанию. Грустно, когда вокруг одни стервятники и ни одного пеликана.

«Когда мне говорят, что мы вместе, я помню, больше всего денег приносит груз 200», – пел Борис Гребенщиков о чеченской войне. Я был мал, когда она начиналась. Но мне досталась другая война. Отвратная, гадкая. На моей земле. Против моих сестёр и братьев. И я должен быть с ними, должен помочь им. Именно с таким чувством я вернулся из Донбасса, где «родина, как свинья, жрала своих сыновей».

А у меня две родины, так получилось. И каждой я благодарен. И у каждой при этом – странные гастрономические пристрастия.

Наверное, чтобы отделить любимое от ненавистного, нужно принять и то и другое, а дальше руководствоваться образом здравых словес, прощаясь с прежней Родиной, которая уже никогда не будет прежней.

Год с Крымской весны. Гадкий, сумбурный, но научающий.

Щит спасения, щит добродетели О чувстве мира, оставшемся от поездки в Донбасс

19.03.2015

Главное моё впечатление и удивление от последней поездки в Донбасс – я был в городах и сёлах Луганской области с гуманитарной миссией – это доминанта мира, царящая там.

Да, вот обугленный танк на обочине Первомайска. Вот обстрелянный, повреждённый дом в Луганске. Вот воронки от снарядов по пути из города Ровеньки. Они есть, конечно, их хватает в достатке, этих следов, шрамов войны. И в глазах людей – страдание, боль, отчаяние. Многие из них, нуждаясь, просят милостыню. Другие скитаются по призрачным улицам молча, тенями, воспитанные так, что не приемлют любое, как им кажется, унижение. Есть и третьи: гниющие заживо, нет лекарств, нет возможности, дабы помочь им. Ты заходишь в дом к такому больному, и смрад смерти парализует тебя, наваливаясь стеной. Не знаешь, что говорить, как смотреть. Страшно.

Но вместе с тем в этом торжестве Молоха и Аида есть нечто такое, что питает жизнью и воскрешает надежду. На полноценный, здоровый мир. Луганск воскрес, ожил. Витальная энергия, несмотря на полупустые улицы, влилась в него. И это важно, первостепенно важно сегодня.

Сила одного человека здесь равна совокупной силе нескольких десятков людей в мирной среде. Конечно, войну глупо идеализировать, но Достоевский отчасти был прав, когда писал, что она способна активизировать в людях не только лишь злое, сатанинское, но и то прекрасное, сакральное, что есть в них; и отпадёт шелуха, и в затхлое пространство ворвётся свежий воздух. Тогда человек предстаёт нагим, физически и ментально, рождается заново. Жажда мира пламенеющей зарёй разбивает монолитную тьму.