Дневник русского украинца

– Не лезь в это дело! Не порти себе репутацию!

Под «делом» он понимал российско-украинские отношения, бойню в Донбассе, крымский вопрос и иже с ними.

Собственно, я слышу подобное часто. Мол, не писательское это занятие – лезть в новые «проклятые темы». А коль сунулся – готовься, что заклеймят, осудят.

Отношение действительно меняется. Человек, с которым ещё год назад ты обнимался, теперь руки не подаст. Френды – уже не френды: либо бан, либо игнор. Запланированные публикации в «толстых» журналах – отмена. На писательских форумах человек вдруг подходит и посылает тебя эротическими маршрутами, а ты его даже не знал, но он тебя ненавидит заочно.

Есть ощущение, словно в безвоздушное пространство попал. И вокруг никого. Ты не просто в изоляции, нет – ты прокажённый, с колокольчиком и в балахоне, отверженный; ходишь, бродишь, стаптываешь жизнь в одиночестве. Лишь потому, что имел желание и возможность высказаться. А это нынче не в тренде.

Мнение надо держать при себе. Упрятать его в пыльные чуланы души, запереть и не выпускать. Потому что иметь своё мнение в принципе – воинствующий моветон. А по Донбассу и Украине – особенно.

Если высказываться, то лишь в толпе, на диковатом «Марше мира», где отчего-то звучат нацистские лозунги и призывы к странной войне, в которой одна сторона должна быстро сдаться.

«Для чего он ушёл в публицистику? Почему не дистанцировался от Украины?» – вопиёт известный поэт. Он-то сам уже давно умыл руки. Сидит на поэтическом пьедестале, в окружении престарелых муз, взирает на происходящее со снисхождением, переходящим в издёвку. Что ему до обезглавленных или заживо сожжённых людей, когда верлибры совершенствовать надо?

Но пройдёт время, переусердствует с алкоголем поэт и шепнёт случайному – или неслучайному – встречному: «А Крым-то – наш!» Или, наоборот, тихо так, но настойчиво, стуча кулачками по столу, зиганёт: «Слава Украине! Героям слава!» И в этом есть своя елейная, рафинированная мерзость, которая, точно голливудские монстры, рано или поздно выползает из тьмы.

«Разве это наше дело?» – восклицает другой литератор, прозаик. Он тоже хочет держать дистанцию, но всякий раз невольно приближается к теме максимально.

А всё потому, что это наше дело, да. Абсолютно наше! Писательское!

Не в контексте противостояния России и Украины, Донбасса и Киева, москалей и бандеровцев – нет, но в вечном контексте борьбы добра и зла, где поле боя – сердца человеческие. Борьбы за правду, за истину, которую не разбомбить никакими «Градами». И в этой борьбе писатель взбирается на баррикады, выбирая своё оружие – слово.

Это, конечно, не значит, что завтра надо взять автомат и идти убивать, но совершенно точно ставит вопрос о необходимости разобраться в категориях «хорошо – плохо», «истина – ложь», «мудрость – безумие», при всей общности данных слов.

Произошедшее в Украине – это прежде всего следствие колоссальной гуманитарной катастрофы. Уничтожение образования, нивелирование профессии педагога, рост безграмотности, культурное отчуждение, утрата нравственных ориентиров, моральная деградация – всё это ведёт к ликвидации той границы между добром и злом, что проходит, как писал Солженицын, через сердца. Иронизировали, ёрничали над «добрым и вечным», над заезженными понятиями, считали их атавизмами, упивались постмодернистской эпохой, нивелировавшей любые ценности, – и вот результат.

Мы получили человека, не способного отличить истинное от лукавого, погрязшего в мудрости мира как безумии перед Богом. Таким человеком крайне легко управлять. Посредством страха, как это было в Одессе. Или посредством пропаганды, как это происходит каждый день.

В России – аналогичная история, но в ней, при ещё больших минусах, есть средство от государственного распада – сильная власть. В Украине этой власти не оказалось, и тогда культура, язык стали инструментами войны.

И это не политика, как мы привыкли маркировать, а сфера нравственности, надыдей, ценностей. Желание находить, уничтожать врага, жажда крови, доминирование ненависти над милосердием, принятие на веру любого зла как следствие нехватки основ внутренних.

И тут писатель, работающий со словом и с душами, не может быть в стороне. Zeitgeist требует от него погружения если не на дно, то на первые круги ада. Принесения туда образа здравых словес.

Оттого важен не только сам факт высказывания, но и его суть, содержание, ибо каждое лишнее, неосторожное слово множит ненависть и агрессию, захлёстывающих, видоизменяющих людей вокруг. Писателя – говорящего, не стесняющегося, не боящегося – должен спасти, удержать от падения внутренний эмпатийный гетеродин.

Собственно, такова традиция великой русской литературы, дающей миропонимание и мироустройство. Ведь каждая прочитанная книга – прожитая, маленькая или большая, яркая или скучная, жизнь; прожитая без отнятых лет. Понимание природы зла, его отторжение без непосредственного пребывания в этом зле.