Дневник русского украинца

Наблюдая за происходящим, я вспоминал картинку из киевской жизни. Тогда, в начале марта 2012 года, загорелась станция «Осокорки», и работу метро приостановили. Пришлось возвращаться домой по Южному мосту пешком. И где-то на середине я остановился, посмотрев на Днепр с высоты нескольких десятков метров.

По тёмной толще воды дрейфовали огромные льдины. Они потрескивали и разламывались. И мне казалось, что на одной такой льдине застряли люди. Она, треснув, разделилась. Люди тоже. И вот одна часть машет другой, злословя относительно их ситуации, в тумане дурных чувств не замечая положения собственного, а льдины плывут друг рядом с другом, части одного целого, плывут в холоде, тьме, к несущей потепление и гибель весне.

Агнцы Донбасса О необходимости помочь людям Донбасса

11.12.2014

Мы часто слышим новости с донбасского фронта. Сколько «укропов» ликвидировано. И сколько «ватников» сожжено. Медиа пополнились новыми героями, рассказывающими о том, какой плохой Порошенко/Путин, и о том, что бандеровцы/грушники наступают. Командиры карательных батальонов стали народными депутатами, а боевики – русскими героями. Каждый второй знает, кто виноват и что делать. На смену кошечкам и демотиваторам пришли сводки с фронта. Зритель уже не кушает сериалы и футбольные матчи, а болеет за армии Новороссии и Украины.

И во всей этой вакханалии тупости и жестокости теряются, «замыливаются» самые главные, самые важные сообщения – о тех, кто не выступает ни на одной, ни на другой стороне. О тех, кто посерёдке. Они не брали автомат и не вступали в ополчение. Не наводили снаряды украинским солдатам. Они просто хотели и хотят жить. В спокойствии и мире. Чтобы были тепло, вода и пища. Чтобы можно было если не жить, то выживать.

Я говорю о мирных людях Донбасса. Их всё меньше. И им всё тяжелее.

Да, они есть. Мы знаем. Даже иногда, если совесть наличествует, оказываем им помощь: пересылаем деньги или собираем гуманитарную помощь. Но всё же они существуют в лучшем случае на периферии нашего сознания. Вычеркнутые из жизни.

Регулярно получаю сообщения от знакомых и незнакомых людей Донбасса. Они просят о помощи. И даже если 70, 60, 30 % таких прошений искренни, то это уже защемление сердца. Ведь кто я для них? Никто. Каковы мои возможности? Мизерны. Я один из последних в цепочке тех, кто может помочь им, значит, выше – равнодушие и бездействие.

Ещё симптоматичнее, когда пишут организации. Те, кто должен финансироваться государством. Периодически я встречаю их обращения в интернете. Молят о помощи. Родильные дома и больницы. Сколько там беспомощных мучеников?

Тысяча, пять, десять тысяч убитых – что в этих словах? Недвижных и мёртвых, точно камни. Не кровоточат, не голосят, не взывают о помощи. А там – реальные люди. И ещё чудовищнее их смертей – существование в режиме ожидания смерти, блуждание среди её ликов. Будто ты в постели с трупом, и от его окоченевшего тела веет могильным холодом, он парализует тебя. Паника, страх и одно желание – чтобы это как можно быстрее закончилось. Мечта о прошлом или будущем, но никогда – о настоящем.

В войне нет ничего притягательного. Очищение может произойти и без войны. Можно обойтись без тысяч трупов и сотен уничтоженных населённых пунктов. Достаточно лишь вспомнить о том, с чем мы родились. О том, что у нас, социализируя, так старательно отнимали.

И уж совершенно точно нет ничего достойного в самом теле войны. В вывалившихся кишках и оторванных членах. В людях, харкающих кровью. Это квинтэссенция человеческого ада, рождённого гордыней, злобой и глупостью.

Но мы хотели этого. Мы шли к этому. И вот – мы получили. Разгребайте.

Я говорю «мы», потому что знаю – всё это коллективная вина. Каждого из нас. Всех, кто крупица за крупицей плодил ненависть и питал грех. Сегодня каждый, как никогда, ответственен за других. Неприятная, подчас отвратная истина, можете отмахнуться, но так есть.

Сейчас в Донбассе прежде всего страдают мирные люди. Эти агнцы, посланные на заклание во искупление коллективных грехов. Их клеймят, месят и с той и с другой стороны.

Вот Игорь из Донецка. У его сына сломан позвоночник, он прикован к постели, ему нужен уход. Куда ему ехать? А вот Владимир, ухаживающий за своим умирающим отцом в Луганске. Куда ему идти? Я знаю их лично, как и ещё полсотни таких заложников бойни. А сколько всего пленённых, раздавленных войной? Что с ними делать?

Да, все войны бездарны, но эта, похоже, бездарнее остальных. В ней нет ни смысла, ни ориентиров, ни здравых лозунгов, ни сторон – только чавкающая разверзшаяся пустота. Это дьявол распахнул пасть, дыхнув трупным смрадом, чтобы заглотить новые жертвы.

Я думаю о тех, кто не может ухаживать за собой сам. О детях-отказниках в домах малютки. О пенсионерах в домах престарелых. О больных в онкодиспансерах. Лежачих, неходячих. Что делать с ними? Живых, но пребывающих в смерти. И, возможно, для некоторых из них она есть избавление.