Дневник самоходчика. Боевой путь механика-водителя ИСУ-152. 1942-1945

Корженков опять собрался идти к машинам. От делать нечего отправляюсь с ним: скорее пройдет долгий день. Первый визит сегодня — к Славке Прокудину. Во время затишья отыскали его машину. Приятель мой вылезает к нам, и мы спокойно обсуждаем свои дела, стоя втроем позади его самоходки. Нового у них пока ничего нет. Рядом прогуливаются в обнимку два друга-украинца: один — настоящий великан, второй, невысокий и сухонький, едва достигает ему до плеча. Они воюют в разных экипажах, но в обороне их самоходки оказались случайно по соседству, и друзья рады. Сейчас земляки спивают дуэтом свои, украинские песни. Петь оба любят и умеют. Кончили «По-за лугом» и почти без передышки завели «Ноченьку». Ладно поют. Высокий тенор исполина красиво сплетается с бархатным басом тщедушного солдатика. Голоса певцов не вяжутся с их внешностью. Мы смолкли, слушая песню.

Вдруг над Славиной машиной — и не очень высоко — лопнула шрапнель. Никто из находившихся вблизи не успел даже пригнуться, а Корженков уже катается по земле, обхватив голову ладонями. Нагибаемся над ним — он только невразумительно мычит от боли. Подняли его и, отведя за корму, осматриваем [158] «повреждение». По-видимому, небольшой горячий осколок, отскочив от башни, на излете продырявил уже известную всем фуражку и, больно щелкнув нашего неудачника по макушке, рассек кожу и заодно прижег ссадину.

Подбежали и встревоженные певцы. На великане все обмундирование в обтяжку. Гимнастерка, в которой свободно утонул бы любой из нас, кажется на нем короткой и уже лопнула на локтях; швы на могучих плечах расползлись, а ворот не сходится на целый вершок. Брюки на коленях тоже прорвались. Но особенно страдал этот Гулливер от тесной обуви. Ни сапог, ни ботинок крупнее 46-го размера хозяйственники не могли для него раздобыть нигде. А сейчас он приблизился к нам, умопомрачительно скрипя огромнейшими американскими башмаками: ярко-рыжими, на толстенной рубчатой подошве, которую довольный обладатель обновки называет «гусеницей».

Увидя, что помпотех уже на ногах и ничего страшного не произошло, богатырь весело подмигнул нам и, показывая на свои ботинки, сказал: «С такой ходовой частью я теперь вроде самостоятельной боевой единицы. Мне и в танк садиться нэ трэба: немцы от одного только скрипу перейдут в решительное отступление. И кто это балакать вздумал, що наши вирны союзнички норовят отделаться свиной тушенкой, яичным порошком да негожей техникой?» Даже бледный Корженков усмехнулся, страдальчески морща лицо. Помня недавнее нападение ос, поддержанное фашистским артналетом, он не захотел идти в санчасть, которая, как мы убедились, не совсем была скрыта от наблюдения и огня противника. Известно нам было также, что по той же причине новый начальник медслужбы днюет и ночует по эту сторону выемки, и поэтому Саша, сопровождаемый мною, потащился разыскивать старшего лейтенанта, которую мы через полчаса и обнаружили в удобном широком окопе, застеленном брезентом, под машиной Сулимова. Здесь она вкушала обед в обществе майора Перфилова, нового у нас в полку человека. Необходимая помощь пострадавшему была тут же оказана, и теперь наш бывший «помпа» вместо прозаического грязного бинта на шее гордо носит белую повязку на голове. Поверх повязки смешно и неуклюже сидит фуражка с малиновым пехотным околышем. «Ходячая мишень», — проворчал будто про себя Шпилев, издалека завидев важно шагающего куда-то помпотеха. [159]

Во второй половине дня, ближе к вечеру, прилетала дружная эскадрилья Илов. «Горбатые» принялись усердно обрабатывать передний край противника приблизительно в тысяче метров от нашего правого фланга, напротив переправы.

В продолжение всей штурмовки мы, не скрывая своего удовлетворения, наблюдали за тем, что творилось на немецких позициях. Линия горизонта впереди то и дело исчезала за стеной взрывов; над полем заклубился черный дым, в котором непрерывно что-то трещало, рвалось; кое-где начали подниматься кверху языки пламени. Просто не верилось, что всего одна девятка самолетов способна устроить такой великолепный сабантуй.

Назад штурмовики возвращались, прижимаясь к земле, преследуемые частыми белыми и черными хлопьями разрывов. Считаем: одно звено, второе, третье... На земле радость: все целы!

В последнем звене правый ведомый немного поотстал, и на нем сосредоточили огонь, срывая свою злость, немецкие зенитчики. Ну, быстрей же ты, быстрей! Совсем немного остается до железнодорожной ветки — и вдруг сверкнула вспышка взрыва прямо на хвосте Ила, летят в стороны обломки хвостового оперения — и самолет, нелепо кувыркаясь, падает на вражьей территории...

Майор Перфилов, прибывший к нам в часть на стажировку вскоре после злополучного боя под Феськами, быстро всем пришелся по душе. По всем статьям это настоящий танкист, к тому же веселый и общительный, но без всякого панибратства. Ему были вверены две далеко не полные батареи самоходок еще при продвижении полка к Пересечному.