Дневник самоходчика

Вздохнув с облегчением и на радостях забыв про обстановку, растолкованную нам командиром полка, сунулись мы все-таки через трясину по опасной дороге, поддерживая друг друга огнем. Уж очень никому не хотелось опаздывать в Ригу.

Моя машина достигла уже самой середины болота, когда ИС-2, находившийся совсем рядом с желанным берегом, вдруг увяз. Идущая следом за ним ИСУ-122 остановилась и тоже села: дорога не выдержала тяжести наших машин. Увлеченные порывом тяжелых собратьев, несколько СУ-100 помчались в атаку напрямик, без дороги, и одна за другой провалились в трясину почти до крыльев на глазах у всех.

А немцы усилили минометный обстрел через лес. Одна из тяжелых мин разорвалась точно на дороге, между застрявшей ИСУ-122 и моей машиной, и мы лишились возможности помочь попавшим в беду. Другая ударила позади нашей самоходки, возле самой обочины.

Ведя огонь, маневрируем вперед-назад до тех пор, пока дорога не начала расползаться: гать под нею совсем гнилая. Бьет и немецкая артиллерия то по болоту, то по лесу на нашей стороне. Разрывы очень сильные. Видимо, садит дальнобойная. Куда-нибудь. Но все равно неприятно: накроет каким-то дурацким неприцельным. Чтобы не засесть, приказываю Нилу отводить машину с дороги в укрытие. Самоходка медленно, метр за метром, пятится. Так как из машины сейчас не только вылезти, но и носа высунуть невозможно без риска отправиться на тот свет, команды приходится подавать водителю по ТПУ, что я и делаю, глядя из своего люка назад, на дорогу, и во все глаза следя, чтобы корма, упаси бог, не слишком приблизилась к обочине, а Нил, еще полный впечатлений от «великого валмиерского сидения», очень послушно и с крайней осторожностью правит кормой вперед к земле обетованной.

Уже оставалось около сотни метров до опушки, откуда, прикрывая нас, дружно бьют наши самоходки и что-то беззвучно орет, размахивая руками, Румянцев, как вдруг машина моя перестает двигаться, хотя двигатель работает в прежнем режиме и передачи водитель, я это вижу, не выключал. По личному опыту (у других водителей это тоже случалось) мы с Нилом знаем, что вышло из строя полужесткое соединение главного фрикциона с коробкой перемены передач. На соединительной муфте по неизвестным нам причинам после двух-трехмесячной эксплуатации нашей тяжелой системы начинают срезаться болты. В ЗИПе их маловато, и у нас они давно кончились. Пришлось бежать под огнем побираться (хорошо, что недалеко) к машинам, стоящим в опушке, и вымаливать у водителей по болтику драгоценному, с которыми наш брат расстается скрепя сердце. Федя Сидоров без звука отдал последний, спрятанный в нагрудном кармане. На следующей машине болтов вообще не оказалось. А надо еще два: меньше чем на трех не выедешь…

Бегу дальше, к самоходке комбата. И снова Румянцев, брызгая слюной, набрасывается с упреками, подозревая наш экипаж, и в первую очередь, разумеется, командира, в трусости. Проделывает он это в присутствии офицеров своей машины и на глазах у подчиненных… Истинная б…! Придя в ярость от такой огульности, взрываюсь не хуже пороха и высказываю этому тупице все, что накипело на сердце:

— Уж чего-чего, а трусости за моим экипажем никто, кроме «героя» Румянцева, еще не замечал. А впрочем, чего еще можно ожидать от типа, который свои же грехи ищет сначала у других… Чем орать без толку, лучше б приказал затащить аварийную машину в кустарник, пока ее фриц не раздолбал прямо на дороге.

Тут Румянцев захлопнул рот, увидев, как Карапузов быстро подвел свою самоходку к нашей, взял беспомощную машину на буксир и поволок в лес.

С презрением взглянув на смущенную рожу старшого, вылезаю из люка и уже более спокойно говорю:

— Такие оскорбления легко не прощаются. Смотри, как бы тебе не пришлось отвечать за них.

А на крыло рядом со мной вскарабкался запарившийся автоматчик, просунул голову в люк и доложил: пулеметной очередью из лесу убит командир ИСУ-122, что застряла на дороге. Это тот самый незнакомый мне лейтенант, который командовал последним взводом нашей батареи в бою за мызу Эрдеме, когда ранило осколком комбата Сергея Федотова.

Подхожу к своей машине — и вдруг снова ожил «ишак». Он скрипит и задыхается где-то совсем рядом. Спешно ныряю к себе в люк, и мы, все пятеро, съежившись, тихо предвкушаем удовольствие, которое может доставить фугасная мина, упади она нам на крышу башни. Но мины пропели, удаляясь, и стали грохотать, к нашему изумлению и восторгу, на той стороне болота, в лесу, занятом фашистами. Кто-то умелый из наших решил попотчевать фрицев из их собственного изобретения.