Обсудив план своей «экспедиции», ожидаем наступления тихой паузы. Пора! Мы выскальзываем из выемки и, пригнувшись, сбегаем к берегу. У кустиков разуваемся, чтобы не зачерпнуть сапогами воды, закатываем до предела шаровары и решительно форсируем водную преграду. Пробежав десятка три метров по изрытому снарядными воронками полю, совершенно открытому и пустынному, торопливо приступаем к сбору урожая. Но не успели мы наполнить помидорами свои котелки даже наполовину, как начался непредусмотренный обстрел. Низко над головой со свистом и жутким воем полетели снаряды, загрохали взрывы по всему полю, выбрасывая в воздух тучи сухого песку. Мы лежим, уткнувшись носом в землю, вдавливаясь изо всех сил в еле приметные бороздки между грядками, которые расползлись и почти сровнялись с землей под действием дождей и частых обстрелов. Лежим, страстно желая уменьшиться в габаритах и всячески проклиная немцев за нарушение ими их собственной, известной всему миру пунктуальности. Едва огонь ослаб, мы стремительно ретируемся, не разбирая броду. Шпилев вдруг оступается и проваливается по грудь в яму, при этом он взмахивает руками, котелок опрокидывается, и заветные плоды уплывают вниз по течению. Спрятавшись в своих окопчиках, мы вытряхиваем из волос и выковыриваем из ушей песок, выжимаем мокрую одежду и, подшучивая друг над другом, заново переживаем свое приключение, довольные тем, что оно закончилось благополучно. Наши трофеи — один-единственный небольшой помидорчик, случайно не выскочивший из котелка ефрейтора. Потери — мой котелок: пока я нюхал землю на «поле боя», он был куда-то заброшен взрывом…
От старых фронтовиков мы уже знаем, что если немец, не скупясь, сыплет снарядами и листовками, то дела у него швах. Глухая ночь. Сквозь сон снизу, с линии, мне слышится шарканье множества ног и невнятный говор. Потом несколько резких, особенно громких в ночной тиши взрывов заставили меня вскочить со своего ложа. Из темноты донеслись стоны и проклятия — и вскоре снова все стихло. Утром, в сером рассвете, шагая по шпалам к речке умыться, пока не стреляют, натыкаюсь на два солдатских вещмешка, изорванные в клочья осколками, а на дне кювета поднимаю круглый котелок, насквозь пробитый осколком. В котелок втиснуто полбуханки хлеба, который так и не успел доесть хозяин. Нелегок ты, солдатский хлеб… В нескольких местах на шпалах и песке темнеют засохшие пятна. Кровь…
Значит, нас еще и подслушивают.
Днем, устав сидеть в окопе, решили с Корженковым, вместо обычного обхода машин, находящихся на огневой, пройтись до переправы, познакомиться с соседями справа. Начавшийся посреди дороги артобстрел загнал нас в ровик к артиллеристам, собирающимся обедать. Они радушно пригласили нас составить им компанию. Надо откровенно признаться, что такого наваристого, вкусного борща и такой рассыпчатой рисовой каши, обильно заправленной комбижиром, у себя мы ни разу не пробовали. На наш вполне объяснимый вопрос, всегда ли их так кормят, лейтенант и два бойца, угощавшие нас, ответили утвердительно. Пусть даже они и прихвастнули, не желая ударить в грязь лицом, но все равно, когда часть стоит на месте, кормить людей можно гораздо лучше, чем это делается у нас в полку. Был бы надлежащий контроль за продчастью и кухней. Заметив легкую тень недоверия на наших лицах, офицер-артиллерист объяснил:
— У нас насчет этого командир строгий. Стружку такую снимет с кого надо, если горячим довольствием в срок не обеспечат солдат, особенно на передке.
— Повара наши по ниточке ходят, стараются. И правильно: приехал на войну поваром — так и справляй свою должность, как положено. Дело ответственное, — вставил солдат, дуя в ложку.
Тут вспомнилось мне, как еще в Челябинске, на формировке, во время дежурства по пищеблоку, застал я двух пожилых бывалых поваров (это случилось уже после закладки продуктов в котел) за подозрительным делом. Выудив длинной двузубой вилкой из кипящего варева полусырое мясо, они отхватили ножом изрядный кус, но не успели завернуть его в полотенце. На мой удивленный вопрос они, нимало не смутившись, отвечали, что проверяют, сварилось ли мясо, и снова опустили его в котел. Сделав вид, что поверил им, из кухни после этого я ни на минуту не отлучался до самой раздачи.