Дневник Серафины

Корчмарь узнал меня и глазам своим не поверил: барыня одна идет пешком по дороге… Я попросила дать мне лошадей, но у него была только крестьянская телега и одна-единственная лошадь, которую он угнал в местечко. Он услужливо предложил сходить к ксендзу. Тем временем жена его отвела меня в боковую комнатушку, наскоро прибрав ее. Они смотрели на меня с жалостью, но спрашивать ни о чем не смели.

Не прошло и получаса, как подкатил на лошади советник, а за ним в экипаже — моя горничная с вещами. Услышав стук колес, я выглянула в окно: Оскара, слава богу, с ним не было.

— К чему устраивать такой шум из-за глупой выходки Оскара? — сказал он, стремительно входя в комнату. — Зная о его недуге, надо было просто посмеяться над ним. Ну, езжайте с богом! Ваших вещей никто не трогал, — я проследил за этим. Отдохните, подумайте на досуге и возвращайтесь… Оскар без вас соскучится. Он уже жалеет о своем поступке и плачет. Вы должны простить его… А Яна я постараюсь удалить, — шепотом прибавил он.

С этими словами он поцеловал мне руки и, видя мое нерасположение разговаривать, оставил меня в покое.

А я тотчас села в карету. В Сулимов, скорей в Сулимов! — стучало у меня в голове.

Ноябрь (Какое число — не знаю)

Пишу в прежней своей комнате, где жила до замужества и где теперь вновь обрела приют. Мама больна, — последнее мое письмо повергло ее в отчаяние. На крыльцо вышла Пильская и велела немного обождать, пока она подготовит маму к встрече со мной. Только я села, в гостиную вошел барон — бледный, расстроенный.

— Что случилось? — воскликнул он. — Вы здесь?.. Значит, вы покинули Гербуртов? Объяснитесь, пожалуйста! Мы о вас очень тревожились… Оскар…

— Я не могу с ним жить, — сказала я сдавленным голосом. — Сжальтесь надо мной и не требуйте никаких объяснений…

Тут Пильская поманила меня пальцем, и я пошла к маме. Мама, бледная, в слезах, лежала в постели.

— Деточка, что ты наделала? — Такими словами встретила она меня. — В какое положение себя поставила… Ты не приложила достаточно стараний… проявила слабость… Боже, на что ты обрекла себя? Что ждет тебя в будущем?

Трудно передать на бумаге наш разговор: мама осыпала меня упреками, я твердила, что скорей умру, но к мужу не вернусь. Я ни в чем ее не винила: она и так мучается угрызениями совести из-за того, что свела нас с Оскаром. Я рассказала ей горестную историю моего замужества, вплоть до отъезда из Гербуртова, упомянула и о том, как Оскар хотел отнять у меня бриллианты.

О бриллиантах я сказала между прочим, мне не до них было, но мама, услышав об этом, немедленно велела позвать мою горничную, чтобы убедиться, действительно ли их не отобрали. Явившаяся на зов Юлька (так зовут мою горничную) рассказала про то, как дядюшка чуть не подрался с племянником из-за злополучных драгоценностей и как Оскар, несмотря на протесты дяди, силой отнял их.

Это известие огорчило маму, кажется, больше, чем все мои страдания. Для нее это лишний довод в пользу того, что я должна вернуться в Гербуртов. Но я не такая дура, чтобы из-за каких-то паршивых драгоценностей опять попасть в кабалу к мужу.

3 декабря

На другой день по приезде в Сулимов я слегла. Пережитое горе подточило мое здоровье. Мама тоже не встает с постели. В Сулимове уже несколько дней безвыездно живет доктор. Заправляет домашним лазаретом барон, который сам едва держится на ногах.

Я не решалась спросить Пильскую про своего старого знакомого — агронома, с которым мы расстались не совсем обычно. Но она, видно, сама догадалась и удовлетворила мое любопытство, сказав, что он по-прежнему служит у барона и не раз осведомлялся обо мне; в Сулимове он бывает часто, и мама обязана ему увеличением доходов от имения.

Пильская, мама, барон, — все уговаривают меня отдохнуть немного и непременно возвращаться к мужу, а я даже подумать не могу об этом без содрогания. Завтра напишу письмо дяде, — авось он не разлюбил меня и не откажет мне в совете. Только бы мама не прознала про это.

6 декабря

Я уже встала с постели, а барон, которому в последние дни нездоровилось, уехал к себе и, говорят, серьезно занемог. Маму это известие очень встревожило, и, несмотря на слабость, она поехала навестить его. По словам Пильской, он заболел серьезно. При виде маминого отчаяния я и сама поняла, что дела его плохи. Она каждый день ездит к нему, а, вернувшись, мечется по комнате и плачет. Через каждые несколько часов оттуда приезжает нарочный с запиской.

Сегодня вместо нарочного приехал Опалинский. Не скрывая радости, я бросилась ему навстречу с протянутыми руками. И лицо мое, наверно, сияло, потому что мама, глянув на меня, даже побледнела. Он тоже, по-видимому, был взволнован, но поздоровался со мной довольно сдержанно. Поместившись напротив меня, он устремил взор на мое побледневшее, измученное лицо.