Дневник сломанной куклы

Вовка вечером ушел с ним гулять, а вернулся в три часа ночи и сказал, что - все, Филю украли. Он его выпустил, как обычно, во дворе, Филя играл с другими собаками, они убежали за кусты, Вовка звал его, звал, Филя не вернулся. Вовка обегал весь двор, весь микрорайон и не нашел его.

- Взяли на шапку, - сказал наутро дядя Гриша с чувством глубокого удовлетворения.

Вот о дяде Грише мне писать не хочется, и я откладывала это сколько могла. Может быть, если бы я точно знала, что он уже издох (рука не поднимается литературно написать про НЕГО - "умер"), называть его имя было бы не так противно. Да и жить... Но это уже, как говорится, внутреннее дело, а я излагаю только факты.

Этот дядя Гриша был никакой нам не дядя, он был родственником маминой подруги, которая жила на Севере, в том городе, где родился Вовка. Они с мамой регулярно переписывались. И вот как раз той зимой подруга написала маме, что ее троюродный или четвероюродный... короче, какая-то вода на киселе едет в Питер на курсы обучения чему-то или усовершенствования чего-то. И так как никаких общежитий теперь никому не дают, эта подруга просит маму его временно приютить. "Всего на полгода - год, и он, конечно, заплатит".

Самое интересное, что эта подруга своего родственника, которого к нам вселяла, знала плохо. Он жил в Вологде, виделись они раза два в жизни, на чьих-то похоронах, но зато родители его, дескать, - прекрасные люди, мамина подруга им чем-то по гроб обязана, так что с твоей стороны было бы крайне любезно... и т.п. В общем, в феврале у нас в доме появился деревенский красавчик, первый парень на селе: среднего роста, но - косая сажень, голубые глаза, красные губы, белокурые волосы волной - в общем, вылитый Есенин. Сейчас я с трудом об этом пишу... но тогда, в первые недели, он мне нравился, казался веселым и добрым. С мамой был исключительно почтителен, со мной ласков, делал все, что нужно, по дому, а нам с Вовкой часто приносил то какие-то подарки, то что-нибудь вкусное. Вовка, правда, от этих его презентов отказывался, за что мы с мамой его ругали - мол, невежливо, человек - от чистого сердца. Но Вовка злился и однажды сказал мне, что мы, дескать, очарованы этим приторным типом, из которого вышел бы неплохой официант где-нибудь на вокзале, и то, если б немного обтесать. И, мол, все его шуточки и комплиментики - одна пошлость, а желание услужить - фальшь! И мы еще обе в этом убедимся, да как бы поздно не было. Это было вранье - насчет того, что я будто очарована дядей Гришей, я жутко разозлилась на Вовку, мы поругались и несколько дней не разговаривали.

Помню, на Восьмое марта дядя Гриша купил нам с мамой по букету мимозы. Мамы не было дома, и я получила цветы первая. Протягивая их мне, он заявил, что я сегодня очень красивая. Я, действительно, надела ради праздника новое платье. Он посмотрел на меня, сказал: "Фигуристая будешь! Вот подрастешь, женюсь на тебе!"

Сейчас меня передергивает, когда я вспоминаю об этом. Но не могла же я швырнуть букет ему в лицо... хотя надо было.

Лет дяде Грише тогда было под тридцать, и нашей маме (я это видела) он нравился. Мне это казалось диким и неприличным - по возрасту он ей совершенно не подходил. Но мама, видно, думала иначе. Во всяком случае, примерно через неделю после Восьмого марта она совершенно преобразилась, покрасила волосы в рыжий цвет (у нее уже появились седые), стала носить мини-юбки и разговаривать тоненьким изумленным голоском, точно ученица вспомогательной школы для умственно отсталых. А ведь ей было уже почти сорок!

Выглядело ее поведение, мягко выражаясь, смешно, и все это видели, только мама почему-то не видела, хихикала и кокетничала, что ей абсолютно не шло, и меня, например, просто бесило. О Вовке - не говорю.

А дядя Гриша - и рад, старался угодить. Был он, что называется, "с руками" - все у нас в квартире перечинил и наладил по своему вкусу: на двери уборной прибил, например, картинку с мальчиком, писающим в горшок, в кухне над своей раскладушкой повесил стенные часы, похожие на могильный памятник - над циферблатом располагалась ветка искусственных цветов. И все в таком духе. Вовка, помнится, убеждал маму, что это - безвкусица, кич, а мама запальчиво возражала: "А тебе больше нравится, когда все краны текут, выключатели сломаны, и слив в бачке не работает? Ты же не чинишь? Не чинишь... А насчет безвкусицы, так о вкусах не спорят - раз, и это не навеки - два. Будущей зимой он получит диплом и уедет, потерпи".

Но, по-моему, ей не очень хотелось, чтобы он уезжал. Это еще - мягко сказано.

А потом вообще стало невыносимо.

Как-то ночью я встала и пошла, простите, в туалет. Идти туда надо мимо кухни. Дверь была открыта, с улицы падал свет. И я вдруг увидела, что раскладушка пустая.

Больше я уже не заснула. Меня трясло. Не знаю, кого я больше презирала той ночью, маму или...этого мерзкого бабника.

Утром мне было противно смотреть на обоих, и я в первый раз в жизни обрадовалась, когда за завтраком (а дело было в воскресенье) Вовка очередной раз нагрубил маме, отшвырнул стул и ушел из дома на целый день.