Дневник Сони Колесниковой (СИ)

— Евстафьева, — она перевела тяжёлый взгляд на Лену. — У тебя двойка, красавица. Начало года, а ты уже отличилась. Такими темпами твоя фотография скоро появиться в пионерской комнате на "доске позора", — Антонина Петровна подошла ближе к третьему ряду, и опёрлась бедром о парту Вики и Лёшки. — Так дело не пойдёт. После уроков подойдёшь сегодня ко мне.

Юрка снова заёрзал на стуле, вцепился пятернёй в куртку на груди, и, кажется, даже задержал дыхание на некоторое время. Понаблюдав за ним несколько дней, я заметила, что всяческие метаморфозы с его телом начинают происходить только на уроках Антонины Петровны, самой молоденькой учительницы из всего педагогического состава школы, и почему-то мне в голову закралась мысль, что Юрка влюблён в Антонину Петровну, раз так волнуется в её присутствии. Просто других причин его необычайного поведения я, увы, не находила.

Как только прозвенел звонок, Юрка сорвался с места и выскочил из класса, словно за ним гнались.

— Евстафьева Лена, — напомнила о себе Антонина Петровна. — Останься!

Хмыкнув, Лена опустилась на место, барабаня пальцами по парте, я же наткнулась на пристальный взгляд Антонины Петровны, которым она буравила дверь, через которую секунду назад выскочил Юрка. И было что-то леденящее в её взгляде, что-то, что заставило меня поскорее ретироваться, оставляя их с Леной вдвоём.

IV

Запись сделана 10 сентября 1986 года.

Среда, 16:20

Порой в нашей размеренной, и даже в чём-то скучноватой жизни, случаются такие моменты, и происходит это, как правило, совершенно случайно, которые способны выбить тебя из натоптанной колеи, и вот ты уже не идёшь, а катишься кубарем куда-то под откос. Именно это и приключилось сегодня со мной — я схлопотала заслуженную пару по физике, а ведь с утра ничто не предвещало беды.

Ольга Викторовна, женщина преклонного возраста, с волосами, собранными высоко на голове в несуразный пучок, который больше напоминает стог сеня, по цвету кстати тоже, вызвала меня решать задачу, где требовалось определить скорость движения лодки относительно берега реки, и всё бы ничего, да вот только с физикой мы не дружим ещё с шестого класса. Как-то не задалось у нас изначально. Записав на доске все имевшиеся по условию задачи данные, я вцепилась руками в кусок мела и застыла на месте, словно каменное изваяние. Все-все до единой мысли (предатели несчастные!) покинули голову, оставив меня один на один с той злополучной лодкой, которая куда-то, и совершенно не понятно для чего, двигалась.

— Колесникова, ты долго молчать будешь? — окинув меня нетерпеливым взглядом, поинтересовалась Ольга Викторовна, и её уродливый пучок качнулся из стороны в сторону. — Урок не резиновый!

Повернувшись лицом к классу, я увидела, что некоторые ребята смотрят на меня с сожалением, некоторые — с явным облегчением от того, что у доски стою я, а не они. Но ни те, ни другие не испытывали особой радости, видя мои мучения. Разумеется, кроме двух макак со второго ряда — Смирновой и Чебаковой, губы которых растянулись в премерзких ухмылках.

Колька Апраксин со своего места пытался мне подсказать, жестикулирую руками и губами, но всё напрасно. С каким-то тупым отчаянием я не могла ничего разобрать, как бы он не старался. Нахмурившись, я уже махнула головой, чтобы он прекратил, но Колька всё не унимался, мастеря из пальцев какие-то знаки, и чтобы не замечать его, я сместила взгляд чуть левее, туда, где сидела Лена. В её каре-зелёных глазах, издали мне показалось, что они сделались чуточку темнее, будто кто-то разбавил их цвет густой багряной краской, застыл ртутный блеск, заставивший меня внимательней приглядеться к ней. Было в её образе что-то необычайное. Нет, скорее неправильное. Или непривычное, что ли. Впервые с момента нашего знакомства на её шее был повязан выглаженный пионерский галстук, а свои коротко стриженые волосы Лена не растрепала, как делала это обычно, а зачесала назад, придав им аккуратный вид.

— Садись, Колесникова! — усталый голос Ольги Викторовны вывел меня из состояния задумчивости. — И дневник мне неси! Да, с такими оценками тебе комсомола не видать, голубушка!

Рука физички не дрогнула, когда она ставила в журнал напротив моей фамилии жирную двойку.

Покраснев, как помидор, я вернулась на своё место.

— Да ладно, Сонь, ну подумаешь — пара! Исправишь, легкотня же! — горячо зашептал мне в затылок Колька, а спустя секунду я ощутила болезненный тычок ручкой в спину.

А вот Юрке сегодня определённо было не до меня, и моих злосчастных оценок. Не успев занять своё место, он побледнел, как мел, что лежал у доски, да так и просидел на всех уроках, вцепившись ладонью в грудь. До меня доносилось его шумное дыхание и звуки учащённого сердцебиения, а сам он то и дело ёрзал на стуле, как будто у него шило в одном месте. Странный он всё-таки. Как только прозвенел звонок с урока, Юрка выскочил из-за парты и бросился на выход, словно куда-то опаздывал.