Самое страшное – наблюдать за страданиями любимых. Видеть, как они корчатся от боли, а ты ничем не можешь им помочь. А через несколько секунд уже слышишь пронзающий звук выстрела. Пуле плевать, в кого она попадет, она же ничего не чувствует, это просто кусок металла. И вот она касается их кожи, разрывает покров и сверлит себе путь сквозь плоть, кости, органы. Она разрывает все на своем пути, оставляя лишь кровавый след, пачкающий все по близости. Вместе со своим движением пуля забирает их жизни, ей хватает меньше секунды, чтобы преодолеть путь от виска до уха. Мгновение, буквально одно мгновение и жизнь уходит из их тел, глаза больше не блестят, не горят теми яркими огоньками, губы больше не растягиваются в теплой манящей улыбке. Вся сказка, которая была с вами, заканчивается навсегда. В смерти нет ничего красивого, она всегда ужасна, в любых проявлениях, но жестокая смерть от чужой руки – зрелище, которое невозможно забыть, от него хочется блевать, хочется разодрать себе глаза перед тем, как увидеть это в очередной раз. Эти бледные, холодные, не движущиеся тела, разбросанная вокруг кровь, куски кожи и органов. Однажды я увидела, как крупнокалиберная пуля, выпущенная снайпером, разорвала живот одного знакомого доходяги – от его живота практически ничего не осталось, кишки вывалились наружу, таким он лежал в грязи – с разорванным брюхом, задыхающийся, синеющий на глазах, весь в собственной крови, моче и слюнях. Он молил о помощи несколько секунд, орал со всех сил, а потом бездушно замолчал, откинув голову и закатив глаза.
Я убила их всех, я отрубила головы всем, кто посмел навредить моим близким. Я нашла каждую мразь, скрывающуюся в потемках, прячущуюся и безнадежно боящуюся моего появления. Они не знали, на что я способна и пожалели о том, что не убили меня тогда.
За несколько месяцев я прикончила больше десятка выблядей, которые сделали это с нами. Их смерть не была спокойной, нет. Их останки, разбросанные по комнате, остались гнить на корм личинкам, крысам и мухам. Синие пальцы, вывернутые в обратную сторону, вспоротые животы, отрубленные или размозжённые кувалдой конечности, отрубленные языки и головы, заливающие кровью пол, я сделала с ними все, что они когда-то сделали с людьми, которых я знала; и я делала это без жалости и сожаления, мне было плевать на них и их крики. Они страдали, боялись, умоляли, но итог всегда был один – смерть от обезглавливания или болевого шока. Двое из них так боялись, что, когда оказались привязанными к стулу, просто обоссались и вырубились, я так и не смогла с ними достойно расправиться, пришлось прикончить ублюдков быстрее обычного.
Мои руки навсегда в крови. В крови тех, кого я убила и тех, кого не смогла спасти. Я не жалею о мести, хоть мне и не стало легче после этого, однако, я до сих пор виню себя за то, что не смогла помочь любимым. Мне так жаль, что я оказалась так слаба. Простите меня.
А сейчас, я, жестокая убийца, лежу, прикованная к больничной койке по собственной глупости. С другой стороны, а что мне еще делать? Мне больше нет смысла жить, больше не осталось ничего, что держало бы меня в этом мире. Я потеряла всех, завершила свою месть, больше никого не осталось. Стоит ли мне уйти? Смогу ли я там встретиться с вами вновь?
Все, что мне нужно – нажать на спусковой крючок, и тогда, пуля, что также бездушно забрала вас, заберет и меня.
Я смотрю на этот пистолет, на гравировку "Архангел" на его стволе и чувствую какое-то странное облегчение. Он так красиво блестит, отражая тусклый свет лампы, что даже не хочется пачкать его в собственной крови или поцарапать, когда он упадет на твердый пол.
Я знаю, что нужно сделать – взять его сквозь полотенце, а на пол положить это одеяло, укрывающее тело.
И вот я сижу, склонившись перед одеялом, смотрю на это белоснежное полотенце, чувствую в руке тяжесть холодного металла и мне не страшно. Мне даже хочется улыбнуться. Улыбнуться последний раз. Я делаю это.
–Увидимся
И нажимаю на курок.
-Что ты творишь?!
Его рука коснулась моей за долю секунды до того, как разрывающий воздух звук, прогремел, оглушив нас и всех, находившихся в коридоре и соседних палатах. Пуля так и не коснулась моей плоти, вместо этого она с треском влетела в потолок. На наши головы посыпалась штукатурка и пыль.
Я не хотела открывать глаза, не хотела вновь видеть эту палату, этот город, эти лица, все, что мне хотелось – навсегда уснуть. Звон в ушах мешал думать, хотя и не сильно то хотелось. Вместо этого я почувствовала тепло по всему телу, оно так манило, было таким приятным и желанным, такое знакомое чувство, и все же, сейчас оно было другим, будто горячее. Раньше это было сравнимо с тем, как когда укрываешься большим пуховым одеялом в промозглое утро, когда понимаешь, что тебе никуда не нужно идти, а сейчас оно скорее походило на то, как пьешь горячий чай, когда тебе холодно и ты все не можешь согреться, сколько бы одежды ни надевала, а чай хоть и обжигает, но в то же время тебе становится тепло и приятно.