7 февраля 1920 года без суда, тайно, в 5 часов утра на льду Ангары, возле Иркутска был расстрелян адмирал А. В. Колчак. Вряд ли Верховский мог тогда узнать об этом расстреле, но видимо, его сердце что-то почувствовало, и потому именно в этот день, 7 февраля, он посетил церковь и затем отправил письмо сестре в Петроград, в котором отчаяние сочеталось с Верой, Любовью и Надеждой:
«Дорогая Танюша.
Я стал дикий совсем. Человека как-то мало осталось. Жить мучительно тоскливо. В письме не напишешь. Не хочется ни думать, ни жить; никому не пишу, ни от кого не получаю писем. Сегодня Лида едет в Киев за детьми. Будет звать и маму с собой. Господь один знает, как ей удастся съездить в эту даль при современных условиях. Благодаря любезности здешнего командования удалось дать Лиде кое-какие рекомендательные письма и отсюда даже устроить ей спальное место, но дальше один Господь знает, что будет. Как тяжело оставаться одному в совершенно чуждом городе. Как твое здоровье, Танюша? Как забитая хворь не чувствует боль, но все время думаю о тебе, что и как с тобой.
Одно меня здесь утешает, это результаты работы над моей молодежью.
С радостью гляжу, как начинает у них светиться мысль, как просыпается самодеятельность, как они начинают самостоятельно относиться к тому, что делают. Но рядом с этим оборотная сторона медали. Вырванные из своей среды и выдвинутые в «баре», они взяли чисто только худшую сторону барства и чрезмерную жажду «жить» и наслаждаться. А это тянет на то, чтобы делать мерзости, подлости и пр. Так что в жизни рядом с проблесками жизни лучшей, которая придет, столько грязи и тоски, что иногда задыхаешься и теряешь силы.
Ну да Воля Божия. Все образуется! Чувствую силы еще много. Еще не сломала жизнь. Много веры и много любви к своей стране. В церкви на заутрене священник читает здесь «О Богохранимом, страждущем ныне Отечестве нашем». И невольно сердце рвется к делу, к борьбе за него.
Целую крепко. Любящий Саша.
Пиши как здоровье».
(Из Казани. Штаб Запасной армии, 7.II.1920, л. арх.)
И. Бунин в «Окаянных днях» так расписывал красное офицерство: «Мальчишка лет двадцати, лицо все голое, бритое, щеки впалые, зрачки темные и расширенные, не губы, а какой-то мерзкий сфинктер; почти сплошь золотые зубы; на цыплячьем теле – гимнастерка с офицерскими походными ремнями через плечи, на тонких, как у скелета, ногах – развратнейшие пузыри-галифе[559]
и щегольские, тысячные сапоги, на костреце – смехотворно громадный браунинг…».Согласно изданной в 1919 году «Памятке коммунисту на фронте», от рядовых коммунистов требовали: «Не думай на войне об удобствах. Не для удобства ты приехал на фронт… Не требуй отдельно места в классном вагоне – солдаты царской армии ездили в холодных телячьих вагонах…» и т. д. (л. арх.). Нельзя исключать, что такую брошюру редактировал разъезжавший по стране в комфортабельном царском вагоне товарищ Троцкий, пользовавшийся полным набором всевозможных доступных в то время благ.
В другом письме Верховский писал сестре: