Дневник военных лет

Перемен нет. Зина и Оля ездили в Пушкино. Но не доехали, отменены электрические поезда. Крайне редко ходят паровые, и пассажиры сидят даже на паровозах. Как я и предполагал, газеты говорят, что у немцев подтягиваются резервы для нового удара, известная передышка. Новый удар решит участь Москвы. Неприятно то, что в нашем дворе стоит батальон, вырыты окопы и, стало быть, возможен бой. Сгоряча немцы нас всех переколют.

Большая часть московских зениток, говорят, отправлена на фронт против танков, так же, как и самолеты. Я давно удивлялся, почему мы зря держали такие силы под Москвой.

Перемен нет. Сейчас опять была тревога, но стреляли мало. Дети с Соней ходили в убежище, а Зина и я были дома. У нас самая точная исполнительница всех защитных мер — Юлия Ивановна. В свои 75 лет она лучше других понимает, что такое смерть, и сломя голову спешит в убежище. Если жив Юрий Николаевич (Кривоноговы. — О.Т.), он, вероятно, очень оживлен.

27 <октября>

Это время прошло спокойно: ни стрельбы, ни бомбардировки. Но слухи мрачные. Судя по газетам, даже начался распад армии, дезертирство, бегство. Говорят, что на квартиру артистки Марецкой приехало семь командиров (и в том числе ее муж) на грузовике, и в ночь уехали, оставив в квартире свое оружие и обмундирование. Судя по тому, что сегодня в газете цитируется обращение командования Западного фронта, где говорится о том, что надо уничтожать шкурников, этот эпизод характерен. У москвичей боевого настроения нет. Говорят, что на заводах почти не работают. Когда заводы минировали, были столкновения рабочих с саперами. Народ озлоблен, чувствует себя преданным и драться за убежавших не будет. Говорят о либерализме немцев в занятых областях. В украинском правительстве профессор Филатов и артист Донец. Говорят, что во главе московского правительства значится профессор И.А. Ильин, знакомый москвичам и в свое время высланный в Германию. Видел студента со сломанной рукой, вернувшегося от Владимира после неудачного бегства 16-го. Говорят, что в ночь на 16-е немцы под Калинином прорвали фронт и по шоссе рванулись на Москву их танки. Но будто бы там неожиданно оказались части Кулика, каким-то образом прорвавшиеся от Ленинграда, и отбросили их. Это чудо спасло Москву 16-го, так как ее решено было сдать без боя, и бегство было начато сверху. Говорят, что мы ввели в бой наши “чудо-пушки”, что ими вооружены самолеты, что они действуют на 4 кв. км, все сжигая, что их конструкция опровергла многие законы физики, что команда пушки 40 человек и ее специально подбирает нарком обороны из особо проверенных людей, и что немцы все-таки захватили эти пушки под Ельней. Так или иначе, но и эти пушки не помогают, несмотря на свое электромагнитное устройство. Сегодня заметки о столкновении с японцами на границе, быть может, это намек на большее. Выступление Японии внесет ясность в положение. Если и тогда Америка и Англия ограничатся речами, картина будет ясна. Была Надежда Григорьевна, вдова Г.И. Чулкова. Я был у него незадолго до смерти его. Он иногда уже терял ясность сознания. Говорил, что не может отличать иногда то, что ему показалось, от реальности, и он спросил меня, верно ли, что началась война и что Иосиф Виссарионович не секретарь ЦК. Я его разуверил. Помню, как в последний раз, когда я у него был, а ему было уж совсем тяжко, он выждал, когда Надежда Григорьевна вышла, и вдруг, ясно взглянув на меня, твердо сказал: “Простите меня, Леонид Иванович”. Как христианин он прощался со мной.

Надежда Григорьевна рассказала, что к ней заходила Анна Ахматова, ее привезли вместе с Зощенко из Ленинграда на самолете бесплатно, снабдив продуктами. Самолет эскортировало семь истребителей. А теперь ее увезли в Чистополь. Предупредительность не лишняя для той, которая писала, что “все расхищено, предано, продано”. Даже меня некоторые знакомые пугали, что если я останусь, то должен буду войти в правительство — это нелепая идея. Очевидно, что курс взят на интеллигенцию русскую и даже здешнюю.

28 <октября>