Без перемен. Сегодня четыре тревоги. Днем к городу прорвались немецкие самолеты и многие видели воздушный бой. В это время мы отправились в убежище, так как красноармейцы сказали, что будет массированный налет, но его не было. Слухов не слышал. Возможно падение Ленинграда, который, очевидно, жестоко голодает и прочно окружен. Бои под Москвой как будто усиливаются, но я буду удивлен, если немцы будут ее штурмовать. Правда, первый удар всегда удачен и до Москвы они дойдут. Но это будет очень дорого стоить и решения не дает.
15 <ноября>
Без перемен. Тревог сегодня, почему-то, не было. Вечером ездил в Еврейский театр, где был вечер, посвященный Маяковскому.
В той части, которой принадлежит батальон, стоящий у нас, была трогательная встреча. Встретил своих аспирантов и студентов из ИФЛИ. Как меняет военное дело людей… Стихи Маяковского звучали по-новому среди этих людей, которых через несколько часов могут послать на фронт! Был концерт. Бойцам больше всего нравятся танцы…
Слышал, что когда немцы начали последнее наступление, то они разбомбили сначала штаб западного фронта, в частности оперативную группу, фронт сразу был обезглавлен, и части были предоставлены своей судьбе. При этом штаб два месяца сидел на одном месте и не имел блиндажей. Есть ли предел российскому идиотизму? Говорят, что, когда делали до войны укрепления на новой границе, то инженеры говорили, что чертежи совершенно непонятны, но им велели не рассуждать. Когда же бетон был уже залит, то оказалось, что им дали чертежи укреплений в горах, у которых задняя часть не укрепляется, ибо она примыкает к скалам и т.п. У военных тоже есть предположение, что немцы укрепят свой фронт и до весны будет затишье. Но, с другой стороны, ждут, судя по подвозу немцами резервов, скорого наступления.
Послал комбату бумагу с просьбой вернуть мне машину.
17 <ноября>
Итак уже миновал месяц со дня московской паники, а немцы так и остались на достигнутых к тому дню рубежах. Судя по газетам, мы давим на них почти на всех направлениях московского фронта.
Вчерашний день прошел спокойно. Вечером было две тревоги. Ночью в 1.30 еще одна. Но стрельбы почти не было. Зато утром мы все проснулись от близкого взрыва, от которого наш домик заходил ходуном. Не успели мы констатировать падение бомбы где-то поблизости, как грохнуло еще два раза. Какой-то самолет прошел без тревоги и без стрельбы, бросил в нашем районе несколько бомб, в Дегтярном и Мамоновском, Богословском и в других переулках. Ни Зины, ни Оли не было дома. Зина ушла за хлебом, Оля — в школу. Сейчас организовали школы для 8-х, 9-х и 10-х классов. Можно пройти ускоренно. Она записалась в 10-й класс, и сегодня был первый день учения. В момент падения бомбы она как раз должна была идти в школу. Соня пошла узнать, где упали бомбы, и встретила Зину, которая прошла по Дегтярному за пять минут до падения бомбы и была в булочной. Олина же школа на Петровке, где бомбы не падали. Таким образом мы успокоились. Жертв, кажется, вообще не было. Вскоре объявили тревогу, но без стрельбы. Сейчас она кончилась. Бомбы упали в 8.45.
Комбат 15-го сказал, что машина будет доставлена 16-го, но ее нет и сегодня. Встретил Исбаха, приехавшего с фронта и летящего в Куйбышев.
Я, кажется, не отметил одной своей любопытной встречи. В Литвуз зашел один начинающий поэт показать стихи, среди которых было стихотворение о горящем Минске. Когда мы заговорили о Минске, выяснилось, что он — кинооператор и снимал то заседание Академии Наук в Минске, где я 18-го делал доклад. Он вспомнил меня, я — его. Он рассказал, что киножурнал со мной был уже сделан, но его поглотила война. Так я лишился единственной, вероятно, возможности посмотреть на себя со стороны, да еще в действии.
18 <ноября>
Вчера немцы воодушевились и все время летали над Москвой. Было шесть тревог. Всю ночь стреляли. Тревога кончилась в 8 ч. утра. А в 2 ч. снова дали тревогу, как раз в момент, когда мы все разбрелись: Соня поехала хлопотать насчет радио, Оля — в школе, Лютик — в кино. Мы с 3-х — дома. Вероятность попадания возросла в четыре раза. Вообще мы, конечно, ходим под Богом. Бомба, которая нас разбудила, упала на прямой линии от нас метрах в 250-ти, а может быть, и меньше. Случайный кашель, который задержал летчика, быть может, нас спас, а что-нибудь другое нас уничтожило бы. Большая бомба упала в Кудрине, выбило окна у И.Н. Розанова.