Дневник возвращения. Рассказы

— Будьте добры (рог favor) отдать нам ключи и выйти из машины вместе с членами вашей семьи. В противном случае мы будем вынуждены застрелить вашу супругу и ребенка. Спасибо. (Gracias).

Просьба подкреплялась револьвером большого калибра, приставленным к голове.

— Ну конечно же, пожалуйста, — ответил шурин, тоже мексиканец, поскольку у него не было ни малейшего сомнения в том, что они сделают то, что обещали. Затем он исполнил их просьбу.

— Тысяча благодарностей. (Miles gracias).

И уехали на его автомобиле.

Откуда я знаю, что они разговаривали именно так, если меня при этом не было? Да потому что нет такой ситуации, в которой мексиканцы не были бы вежливы. По-хамски здесь обращаются только богачи с бедняками или чиновники, особенно самого низкого уровня, с темнокожими посетителями, то есть с indios. У них самих кожа не светлее, но зато они обладают властью и проявляют ее.

Чем проще народ, тем лучше манеры. Вы можете себе представить следующий диалог между двумя крестьянами, работающими в поле?

— Пан Юзеф, пожалуйста, передайте мне грабли.

— Ну, разумеется, пан Владек.

— Большое спасибо.

Подобное я слышу в Мексике. Сижу, например, за письменным столом и через открытое окно слышу разговор крестьян из ближайшей деревушки, которые работают в нашем саду:

— Don Adolfo, péseme la pala, por favor.

— Como no.

— Gracias.

Что означает:

— Дон Адольфо, передайте, пожалуйста, лопату.

— Разумеется, прошу вас.

— Спасибо.

Эти крестьяне почти неграмотны, в их домах нет дверей (только полог), они спят на соломенных матах, постеленных на глиняном полу, и если у того, кто побогаче, есть в хижине стол, то его используют как алтарик, ставя на нем образки святых и телевизор. Для других целей стол не используется никогда. Едят они, сидя на корточках вокруг очага на том же глиняном полу. Нет ни печей, ни клозетов, даже в виде деревянных будок.

«Пожалуйста», «спасибо» и «извините» — три слова, чаще всего произносимые в Мексике. Традиция вежливости восходит к незапамятным временам. Я читал воспоминания сеньоры де ля Барка, англичанки, жены посла Великобритании в Мексике, написанные в первой половине XIX века. Во время стоянки дилижанса произошла стычка между двумя солдатами из отряда сопровождения, и сеньора де ля Барка была поражена как изысканной вежливостью противников, так и тем, что дело едва не закончилось убийством. Мексиканец способен убить, и нередко убивает, даже не моргнув глазом, но при этом никогда не оскорбит.

Поскольку я возвращаюсь в Польшу, все это дает мне пищу для размышлений по поводу различий между обычаями разных стран. Например, такого явления, как группа идущих по улице подростков, которые орут при этом, издают непристойные звуки и оскорбляют весь мир самим фактом своего существования, в Мексике не увидишь, хотя нечто подобное встречается не только в Польше, но теперь уже и в прекрасной Франции. Хулиганство, вандализм или как это теперь называется — если вообще как-то еще называется, поскольку из исключения превратилось в правило, слишком распространенное, чтобы его как-то особенно называть — в Мексике неизвестно. Равно, как и любая беспричинная злоба по отношению к ближнему. Здесь вас могут ограбить средь бела дня, часто это делает полиция, но вам всегда оставят несколько монет на трамвай (здесь на автобус), вернут документы, и все это очень вежливо.

Но что самое удивительное, при всеобщей нужде здесь неизвестна или по меньшей мере открыто не проявляется зависть. В Мексике считается, что она позорит того, кто ее испытывает, как черта низменная и унизительная. В особенности — зависть тайная. Поэтому здесь нет обычая царапать автомобили гвоздем или загаживать дорожки во дворах, к чему есть склонность у нашего народа. Мексиканец может поранить тебя мачете, если ты оскорбил его, но никогда украдкой не наложит кучу на твой половичок. Признаюсь, что с точки зрения морали мне предпочтительнее мексиканские нравы.

Ранчо Ля Эпифания, 5 июля 1996.

Шесть лет тому назад я сидел и что-то писал в единственном тогда пригодном для этой цели помещении — одноэтажном домике, стоящем у дороги, которая шла но склону между casa grande[10] и ruedo, круглой ареной для выездки лошадей, на дне долины, — когда в дверях, открытых в сторону сада, промелькнул Пако, крича: Caramba![11]

Пако никогда не ругался и не передвигался бегом, так что я понял, что произошло нечто чрезвычайное. Жизнь на ранчо напоминает езду на автомобиле: что такого невероятного может произойти во время поездки на автомобиле? Только катастрофа. Значит, наверняка случилось какое-то несчастье. И действительно, лошадь укусила в лицо некоего Эразмо, мальчика-конюха. Пако бежал, чтобы вытащить его с ruedo, за пределы досягаемости лошадиных зубов и копыт.