– Алёнушка, да как же это? – Мама оседает на табуретку и незаметно поглаживает пальцами одну из новых сережек. – Ты же обещала не шалить.
– Я и не шалю. Я украшаю наш дом.
– А, по-моему, очень даже ничего получилось, – говорит Иваныч и с преувеличенным усердием ерошит Алёнкины волосы. – Такие миленькие цыплята.
– Чего? – оскорбляется дочь. – Какие цыплята? Это вообще-то цветочки!
Иваныч обиженно хмурится, а потом тыкает пальцем в один из цветных элементов.
– Вот это точно цыпленок.
– У тебя проблемы со зрением? Это гладиолус.
– Алёна, нельзя так с взрослыми разговаривать, – спешит одернуть маман, а потом смотрит на меня. – Это всё твое дурное влияние, Майя. Ты вконец избаловала девочку.
– Да что вы говорите? – Я прямо обалдеваю от такой наглости. – При мне ребенок хотя бы не портит обои.
Иваныч потирает лысину и глядит на меня с осуждением.
– Твоя мать права, деточка. Это всё твой дурной пример. Ты же сама всякую ерунду по дому расклеиваешь, а хочешь, чтобы ребенок за тобой не повторял.
– Ерунду по дому? Вы о чем вообще?
– Вот об этом, – Иваныч показывает на мамины плакаты с аффирмациями и покачивает головой. – Об этих вот растяжках про мужиков и счастливую жизнь.
– Что? Да это вообще не…
Мать подскакивает со стула и зажимает мне рот рукой.
– Майя, не спорь со старшими! Немедленно сними свои идиотские плакаты.
– Амгхм-гхм, – пытаюсь возразить я сквозь ее ладонь.
Мама становится белее мела, а потом на ее щеках проступают нездоровые алые пятна. Ох, как бы у нее давление не подскочило! Она изо всех сил подмигивает мне то одним, то другим глазом.
– Будь человеком, доча. Тебе ведь не трудно.
Я умираю от бешенства, но заставляю себя кивнуть: мамино здоровье – это все-таки святое, да и мою тягу к самопожертвованию еще никто не отменял. Наконец она меня отпускает и еле различимо шепчет:
– С меня шоколадка.
– Две, – отвечаю я и иду сдирать ненавистные аффирмации.
Глава 16
В воскресенье просыпаюсь в ужасном настроении. Куда мы катимся? Скоро Новый год, а квартира напоминает обитель чокнутого: в гостиной ободранные стены, в кухне – аппликации, мебель стоит черти как. А еще у меня нет штор. Интересно, среди соседей есть извращенцы с биноклем?
– Мам, а когда мы будем писать письмо Деду Морозу? – выводит меня из задумчивости голос дочери.
– Э-э… Скоро.
Алёнка забирается на мой диван и начинает бодро подпрыгивать, как на батуте.
– Хочу мешок конфет. И много платьев. Еще мне надо куклу, которая поет песни. И клипсики. И бусы, как у Каринки. И…
Я пытаюсь чуть сгруппироваться, чтобы очередной прыжок дочери не закончился приземлением на мои конечности.
– Алёна, нельзя требовать от Деда Мороза такую кучу всего! У него не так много денег, чтобы дарить каждому ребенку горы подарков.
Она начинает смеяться.
– Ты глупая? Дед Мороз – волшебник, ему не нужны деньги, он может подарки просто наколдовать.
– Он подумает, что ты жадная, если так много попросишь. И ничего не подарит.
– Тогда мы на него нажалуемся, – веселится Алёна. – Бабушка говорит, если кто-то плохо делает свою работу, на него надо жаловаться.
Она еще раз подпрыгивает, но зацепляется за одеяло и обрушивается на меня.
– Ай! – Я подпрыгиваю от боли, как кошка.
Алёна сваливается в сторону и мгновенно делает сострадательное лицо.
– Ты ушиблась, моя маленькая? Дай пожалею.
Я соскакиваю с дивана и отбегаю на безопасное расстояние.
– Не надо! Не надо меня жалеть.
– Но я же так тебя люблю, мамулечка! – Алёна тянет ко мне вытянутые губки.
От страха я вываливаюсь в коридор и натыкаюсь на маму и Иваныча. Они целуются в прихожей. Целуются!
– Очень доброе утро! – выкрикиваю я, хватаясь за стену, чтобы не упасть из-за глубокого потрясения.
Мама отшатывается от Иваныча и бледнеет.
– Ой, вы уже проснулись? А мы тут по магазинам собрались.
– Я заметила.
– Толе соринка в глаз попала, – поспешно оправдывается мать, непроизвольно вытирая пальцами губы. – Никак не можем достать.
Анатолий Иваныч демонстративно моргает.
– Да, соринка. Я бы даже сказал, целое бревно.
– А водой промыть не пробовали?
– Сейчас попробую, – гость из Кочкина быстро скрывается в ванной.
Я складываю руки на груди и гляжу на мать с осуждением. Она вздергивает подбородок.
– Это всё случилось, потому что кое-кто плохо убирается. Да-да! Сколько раз говорила: протирай шкафы, собирай паутину под потолком. Скоро нам всем тут придется ходить зажмурившись из-за тонн пыли в воздухе.
* * *
Дурацкое начало дня серьезно меня подкашивает, и на работу я являюсь уже без сил. На мне любимая кофточка с Микки-Маусом (в пику вчерашним попыткам нарядиться), под мышкой – ненавистная «Азбука оптимиста». Я медленно плыву по коридору и мечтаю о том, чтобы рабочий день быстрей закончился. Мечтаю о диване и каком-нибудь веселом фильме, который можно посмотреть под попкорн, а лучше под бутерброд с чесноком и салом.
– Хау а ю, Таня? – доносится из открытой двери незнакомого кабинета на первом этаже.
Что? Я застываю на месте и вся обращаюсь в слух.