Дневник законченной оптимистки

Он собирается выйти из комнаты, но я крепко вцепляюсь в его рукав.

– Эй! А кот?

– Что, кот?

– Заберите его с собой, пожалуйста.

– Зачем? Пусть тут лежит. Есть же не просит…

В прихожей щелкает дверной звонок, и квартира наполняется Алёнкиными воплями:

– Мама! Ты где?! Мы снегирей видели! А Мишка Сидоров меня дурой обозвал! Ты мне купила булку с изюмом, нет? Можно я вечером зубы чистить не буду?

Обычно такой словесный поток меня полностью деморализует, но сегодня я даже приободряюсь.

– Алёна, мама, идите скорей сюда! Поглядите, что учудил Анатолий Иванович.

– Толенька, ты уже приехал? Как хорошо! – Мама вмиг превращается во влюбленную школьницу.

Алёнка вваливается в комнату в шапке набекрень.

– Что?

Я показываю на диван.

– А-а! Счастье привалило! – кричит дочь, бросаясь на кота.

* * *

Бурная радость по поводу новых жильцов стихает, и я отправляюсь по магазинам. Мне не терпится покинуть сумасшедший дом, в который снова превратилась квартира. У нас теперь кот – какой ужас! Хотя, нет. У нас теперь Иваныч – это намного страшнее.

За покупкой лотка, мисок и коврика я чуть вообще не забываю про то, что у меня сегодня свидание. К счастью, звонит Артём, напоминает, спрашивает, не изменились ли у меня планы. Я клятвенно уверяю его, что скоро буду. На улице опять снегопад. Сугробы похожи на горы аппетитного мороженого, и почти не холодно.

Вернувшись домой, я вытираю все подозрительные лужи и быстро делаю макияж.

– Майя, доченька, идем сало пробовать! – зовет мать, которая за последние пару часов, кажется, скинула с десяток лет. – Толенька такое сало привез, пальчики оближешь.

– Нет, спасибо, – фыркаю я, пытаясь придать объем вредным волосам. – Вы лучше кота, вон, со шторы снимите. Он уже минут двадцать на ней болтается.

– Пускай! – крякает Иваныч, заплетая Алёнке восемнадцатую косичку. – У него ж должна координация развиваться.

Я захожу на кухню, чтобы попить, и чуть не влетаю в длиннющую стену из банок.

– Это что?

– Гостинцы! – радостно сверкает глазами мать. – Помидоры, огурцы.

– Всё свое, кочкинское! – гордо рекламирует Иваныч. – Никакой тебе химии.

– А оно так и будет всё здесь стоять?

– Ну а куда девать-то? – насупливается мать. – В холодильник больше не лезет.

– Ладно, – говорю я и осторожно переступаю через банки, чтобы пробраться к раковине.

Пока я наливаю и пью воду, мой взгляд тщательно ощупывает Алёнку. Я сто лет не оставалась ни у кого с ночевкой, и мне немного не по себе. Почему-то кажется, что за время моего отсутствия у дочери обязательно поднимется температура, случится приступ аппендицита или вообще что-нибудь сломается. Вид у дочери, скажем так, уже не очень. Руки и ноги все исчерчены длинными царапинами, ведь кот нам, конечно, достался с характером.

– Мама, следите, пожалуйста, за зверьем: у Алёнки скоро утренник, а она уже вся покоцанная.

– Ничего страшного, – утешает меня Иваныч, откладывая расческу. – Пускай ребенок резвится. Если что, нарядим ее во Франкенштейна.

Невольно закатываю глаза.

– Майя, а может, хотя бы холодец попробуешь? – всплескивает руками мать. – Такой вкусный! С чесноком, с хреном…

– Его еще с горчичкой хорошо, с горчичкой! – подхватывает Иваныч.

О нет! Подобно лани, перескакиваю через банки и несусь прочь из кухни.

* * *

Дин-дон! Лифт Артёма с заученной приветливостью распахивает мне свои объятия. Делаю шаг вперед и теряюсь перед своим отражением. Такие встревоженные, смущенные глаза, побелевшие от напряжения губы! Я опять маленькая потерянная девочка, которая очень хочет понравиться.

Быстрее отворачиваюсь от зеркала, чтобы еще сильнее не разволноваться: из-за волос, из-за нездоровой худобы и неудачного носа. Так, Майя, не обольщайся! Тебе всё равно ничего не светит. У вас просто секс и ничего более. Разве ты забыла? Стоит на что-то понадеяться, и ты обречена на несколько месяцев душевной агонии.

Аутотренинг работает: когда я выхожу из лифта, сердце уже почти не пытается сделать себе харакири о ребра. Отлично! Теперь главное – перестать дрожать.

Мой палец еще только тянется к звонку, как дверь распахивается. Это знак? Или я опять пытаюсь размечтаться?

– Наконец-то! – вместо приветствия говорит Артём и нежно чмокает меня в нос. – Я боялся, что дороги так заметет, что ты не сможешь до меня добраться. Уже собирался поискать в Интернете какое-нибудь заклинание против непогоды. – Он убирает мой пуховик в шкаф и кивает: – Проходи на кухню, я сейчас.

– Как-то это неправильно, – корчу рожицу я. – Я рассчитывала, что ты уже в прихожей на меня набросишься. Может, ты опять купил маленькую пачку презервативов и экономишь?

Он вдруг краснеет.

– Так! Иди, давай.

Я прохожу в кухню-гостиную и замираю в немом восхищении: почти половину комнаты теперь занимает огромная пышная сосна. И она даже пахнет: тягуче, крепко, пьяняще.

Артём втаскивает на кухню огромную коробку с игрушками:

– Что-то я нахватал разного. В магазинах нынче чего только нет, глаза разбегаются.

Впервые со дня нашей встречи он выглядит смущенным. И елки зеленые, как же ему это идет! Я упираю руки в бока и делаю самый нахальный вид, на который способна.