Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём

- Ты как дитя малое. Никогда не отвечаешь за свои слова! Чё, не так, скажешь? А как же тогда у Фомы, когда ты грозился пойти и выбросить его брехливого пса из окна? А как же все те разы, когда ты говорил: "Вернусь к нормальной жизни... послезавтра на работу устроюсь, а потом и вовсе уеду отсюда"? А помнишь, как ты обещал зарезать колченогого Андрея, сварить его в самой большой кастрюле, что стоит у него на кухне, сжечь тетрадь с нашими долгами, а водку раздавать всем, кто пожелает ("Так вот, значит, оно как бывает", - пробормотал хромой бармен Андрей). А помнишь, - говорящий сделал МХАТовскую паузу, и Юра подумал, что всё это был всего лишь замах молота над наковальней, а удар будет вот прямо сейчас, - ты обещался на той неделе отремонтировать свой велосипед и подарить его кому-нибудь из дворовых ребятишек. Мелочь, да? Так вот, ты и это не сделал!

Тимофей смутился. Свет поднимал из глубин и рисовал на его лице все эмоции, которые он хотел бы скрыть.

- Выпимши был, - пробормотал он, очевидно, считая, что эта карта, как козырь, покроет все остальные.

- А сейчас ты, типа, трезвый, - прозвучало безжалостное. - Ты просто лжец. Лжец и трус.

Что-то случилось. По скорлупе лица Тимофея пробежала трещина, и свет засиял не только снаружи, на металлических коронках на зубах, но и изнутри. Вспыхнул и погас, будто перегорела проводка. Теперь на лице Тимофея Ефимовича не осталось ничего живого. Юра понял, что может относительно точно назвать его возраст. Ему было где-то около пятидесяти пяти. Возраст, который кажется космически недосягаемым, когда тебе восемнадцать, и начинает тревожно маячить впереди, грозить невыполненными, данными самому себе обещаниями ближе к тридцатнику.

В оглушительной тишине, разбавляемой только стуком дождя, Тимофей встал. Захватанная солонка шлёпнулась на бок.

- Я пойду, - сказал он хрипло, повернулся и, клацая сапогами, вышел наружу, оставив в качестве платы на столе серебряный кружок света.

- Иди, иди, - проводил его кто-то насмешливо.

- И ведь правда пошёл! - восхитился другой.

- Айда, посмотрим!

- А пойдёмте!

Помещение взорвалось деятельностью и через минуту опустело. Остались только несколько спящих людей, похожих в своём упадочном великолепии на египетских императоров, да хозяин, который возвестил: "Готова твоя бурда, эй!"

- Спасибо, - сказал Виль Сергеевич. Он быстрым шагом подошёл к стойке, забрал кружку с кофе, принюхался, удовлетворённо кивнул. Взял Юру под локоть. - Нужно спешить, пока они не ушли далеко.

Бармен ухмыльнулся.

- Эти не уйдут. Не дальше леса... такие вещи происходят в лесу, рядом с озером. Если ни разу не видели, милости прошу. Попросите - и господа посадят вас в первый ряд.

С улицы слышались крики: "Давай, давай, беги - а мы за тобой", "Чур, сапоги мои", и дьявольский хохот.

- Я не горю желанием туда идти, - сказал Юра, чувствуя, как кровь толчками перемещается по венам. От этих толчков вздрагивало всё его тело, так, что создавалось ощущение, что его колотит мандраж. Или это и есть мандраж?.. - Они не знают про даму в чёрном. Никто не знает. Нужно поискать в другом месте.

- Ты позволишь парню умереть?

- Думаете, он и правда...

- Не слышал что ли? Пошли.

Блог на livejournal.com. 2 мая, 16:25. Чувствую себя осмеянным.

...Клянусь, мои руки дрожали, когда я вскрывал конверт. Он был заклеен, как и полагается, было даже несколько марок, по пять и десять копеек, с Гагариным и каким-то политическим деятелем времён Союза. Обе строчки с адресами оставались пустыми. А внутри...

Ничего! Пара фантиков, от конфет фирмы "Красный октябрь". Я даже понюхал их - всё ещё хранили карамельный запах, хотя сами, похоже, были очень старыми. Кто-то берёг их, словно обрывки последних светлых воспоминаний о детстве. Возможно, так оно и было...

5.

Дождь до неузнаваемости изменил город, разъярённый зритель, добравшийся до кресла почётного гостя на третьесортным ток-шоу и сорвавший с него маску. Капли ползли по воздуху как по стеклу. Дома похожи на старые, не продавшиеся пряники на полке магазина. Все дыры в асфальте залатали лужи, в которых плескалось хмурое небо. К капоту машины прилипли жёлтые кленовые листья; кто-то поставил сверху пустую бутылку из-под пива. Хорошо хоть колёса не спустили, - решил Юра. Он запахнул плотнее пальто, увидев, как на пиджаке мистера Бабочки под воротником расплылись тёмные пятна. Рукава его были безалаберно подвёрнуты, словно он собирался работать с чем-то грязным.

- Внучатая племянница вашей сестры? - спросил Юра, помассировав переносицу.

- Никто не любит копаться в генеалогическом древе, - ответил детектив улыбнувшись. - Кроме скучающих бабушек, но... ты видишь здесь хоть одну скучающую бабушку? Упоминание запутанных родственных связей вгоняет обычного человека в сон, а алкоголика - в кому.