Супруги переглянулись. У Алёнки в глазах был испуг, Юру, напротив, неожиданные гости изрядно развлекли, несмотря даже на вторжение в личное пространство и оставшийся после него привкус гуталина во рту. Местные жители не отличались гостеприимством -- хотя судить об этом по тому, что дети не бегали за тобой табунами, а взрослые не пялили глаза, а, сунув в рот сигарету или нахлобучив поглубже кепку, просто исчезали с твоего пути, было довольно странно. Эти же двое ему нравились. Знакомство с ними сулило по крайней мере одно яркое воспоминание. Есть, правда, одно "но"... и с этим "но" приходится считаться. Нервы жены сейчас представляли собой оголённые провода.
- Мы торопимся, - сказал Хорь, стараясь скрыть сожаление, которое мгновенно нашло отражение на клоунских лицах, - извините.
Он пристально посмотрел на жену. Она была бледна.
- Да ведь?
Настойчивый вопрос пустил по её лицу трещины. Девушка несмело улыбнулась, ему и клоунам одновременно.
- Простите меня. Это всё свежий воздух. На меня он действует как шоколад на толстуху. А знаешь, наверное, ты был прав, когда говорил, что нам некуда торопиться. Мы вполне можем немного погулять.
- Уверена? - спросил Юра, а клоуны разразились аплодисментами. Жердей оттянул и отпустил лямки, что удерживали его штаны.
Она боится! Это знание лежало перед Юрием как на ладони. Быть может, они найдут пустую квартиру, но куда вероятнее -- посторонних людей, которые знать не знают ни о каком Валентине. Или шутника, что будет приятно поражён тем, что ружьё, которое он давным-давно повесил на стену, вдруг выстрелило. Так или иначе, Алёна хотела узнать правду и в то же время смертельно боялась её.
Она не выдержала его взгляда, опустив глаза.
- Если я сейчас начну копаться в себе, тебе снова придётся взять меня за руку. И отвести куда нужно, потому что я-то ещё долго не в состоянии буду принять какое-то решение. Так что лучше сделай это сразу.
Юра исполнил эту просьбу с превеликим удовольствием.
...Чаще всего источником шума в доме была Чипса. Без неё я бы, наверное, свихнулся, слушая собственное дыхание и далёкие, как с другой стороны земли, голоса соседей. Это старый дом, и в нём, в отличие от картонных многоэтажных коробок, в том числе и той, в которой прошли моё детство и юность, отличная шумоизоляция.
Я никогда не запирал клетку, позволяя попугаю носиться по квартире. Чипса - умница. Она не собиралась бросаться грудью на стёкла, чего я втайне боялся. Зато любила ходить по подоконнику взад и вперёд и стучать клювом в окно, привлекая внимание голубей, прикорнувших на карнизах, и пролетающих мимо воробьёв, которые при виде столь необычной большой птицы сбивались с темпа, переставали махать крыльями и уходили в крутое пике.
Чипса - единственная птица, за которой я убирал с удовольствием, и, следовательно, единственная птица, которую я любил.
Когда я возвращался со смены, Чипса устраивалась у меня на правом плече и выбирала из волос мелкие листики, а зимой - склёвывала снежинки, вопя, словно корсар, который продырявил себе ступню, случайно выстрелив из пистолета. Когда я устраивался подремать после рабочей смены или же присаживался за кухонный столом с книгой, Чипса была тут как тут. Она то сидела у меня на голове, то, цокая коготками, ходила по холодильнику, сбрасывая на пол магнитики с цветными пластиковыми буквами (как и всё здесь, оставшиеся от прошлых жильцов), то игралась с каким-нибудь шнурком. Всяческие верёвки были страстью Чипсы. С ней я научился завязывать шнурки хитрым тройным узлом - такому позавидовал бы любой моряк.
Она обожала греметь на кухне грязной посудой и кататься на выдвижных ящиках. Иногда я закрывал глаза и представлял что не один. Мне чудились голоса взрослых и звонкий топот трёх девочек, что играли у себя в комнате в какую-то подвижную игру. Будто жизнь не умирала здесь. Будто я стал частью большого семейства.
Я предложил моей попугаичихе пойти немного пошуметь, но она сидела в клетке, нахохлившись, как мокрый голубь. Пластиковое колесо, которым она не пользовалась с тех пор, как получила возможность летать где вздумается, медленно поворачивалось вокруг своей оси. "У нас горе", - доложила она мне.
"Кто-то умер?" - спросил я. Это было нашим кодовым обменом словами, на который предполагался ответ: "Моя кормушка умерла. Там пусто!"
Но на этот раз она ответила по-другому.
"Чипса умер".
"Чипса не может умереть, - сказал я, просунув руку в дверцу и погладив попугая по голове. - Кроме того, ты же девочка и, судя по тому, как любишь всё блестящее и звонкое, еврейка! Ты должна говорить: "Ой, таки Чипса умирает с этого анекдота!"
Но Чипса ничего не ответила...
3.