Она босая, в подвёрнутых почти до колен брюках, в чёрной водолазке с длинным рукавом. Волосы забраны в хвост и стянуты резинкой. Лицо тёмное от усталости, волнения и какого-то другого, едва сдерживаемого чувства. У ног, прямо на полу, валялся цилиндрик губной помады тёмного вишнёвого цвета. Алёна никогда не была приверженцем дорогих косметических брендов и покупала помаду и пудру у бабушек с лотка на рынке, а красилась неброско и скромно. Сейчас она использовала губнушку совсем не по назначению. Пол вокруг ступней был исписан размашистыми фразами, которые, по мере того как она писала, становились совершенно неразборчивыми. Повторяясь и чередуясь с новыми, они сплетались между собой, образуя подобие ажурной вышивки. Иные слова были подчёркнуты, иные зачёркнуты и даже наполовину стёрты, другие взяты в жирный круг. Одна помада у Алёны закончилась, и она продолжила другой, гигиеничкой, которая была едва различима. Капсулу от неё девушка теперь вертела в пальцах.
— Чипса, — она подняла взгляд на мужа и продемонстрировала ему испачканный в помаде подбородок. — Я же сказала — она начала говорить. И говорила столько, что я едва успевала записывать.
Она провела раскрытой ладонью над вязью слов.
— «Стой на пороге», «По вьюнку прямо и вверх», «Эта река унесёт тебя туда, откуда не выбраться». Вот ещё: «Вспомни, что спишь». «Мошку в слезе зрачок не видит».
— Похоже на долбанный Твиттер.
— Всё это должно что-то значить, — её зрачки метались в глазах как бешеные, перебегая с одной фразы на другую. — Ты прав, это послания… кому? Нам? Мне? Чипса говорила весь день и замолчала только час назад. С тех пор я сижу здесь. Просто не могу пошевелиться.
Попугай в клетке на окне сидел без движения и казался ярко раскрашенной фарфоровой фигуркой.
Алёна повела головой, созерцая разруху, которую она учинила в номере, словно не слишком понимая, куда делась одержимость, что вырвала из её рук блокнот и ручку, и превратила в тетрадный лист пол спальни. Подняла глаза, чтобы взглянуть мужу прямо в лицо.
— Как ты узнал о моём… недостатке?
Юра пожал плечами. Он только теперь понял, что за запах разносится по комнате: это воняло блевотиной, которой окатил его тот тип в лесу. Она жёлтыми пятнами засохла на рубашке; с пальто её большей частью смыл дождь.
— Видел медицинские бумаги. Ты не больно-то пыталась их спрятать. Пришла и швырнула на кровать. Кроме того, я слышал, как ты записывалась к врачу по телефону. Помнишь, я тогда пытался тебя расспросить, а ты молчала как рыба.
Юра ещё раз оглядел комнату, носящую явные отпечатки безумия. Ему было почти физически неприятно здесь находиться. Под кроватью валялись ножницы и кухонный нож, заброшенные туда словно какой-то потусторонней силой, незнакомая книжка в потрёпанной обложке лежала на подоконнике рядом с птичьей клеткой. На ближайшей к Алёне стене желтело несколько квадратиков-«стикеров»: видно, первое время она пыталась обойтись ими, но затем всё вышло из-под контроля. Обои на уровне головы висели лохмотьями. Такое впечатление, что в один момент комната начала качаться, и девушка как бешеная кошка впилась ногтями в стену.
— Пора прекратить это безумие, — решительно сказал Юрий. Он встал, шагнул к жене, не слишком-то понимая, что именно собирается делать. Стереть голой ступнёй (промокшие носки он стянул и кинул рядом с обувью) надписи на полу? Поднять её за волосы и парой оплеух привести в чувство? Юра почувствовал во рту горькую слюну. Этот приём из драматических фильмов не вызывал в нём ничего, кроме тошноты. Но с другой стороны…
Он остановился. Лицо женщины, глядящей на него снизу вверх, сделалось жёстким и незнакомым. Эта складка возле губ… откуда она? Она отсутствует во всех двенадцати томах справочника, озаглавленного «Алёна». Будто точка восприятия слегка поменялась, и ты, заказывая в очередной раз в любимом кафе морской салат, пробуешь его и понимаешь, что всё по-другому. Вот и сейчас: если бы он увидел её в канун нового года на запруженной праздным народом улице — вряд ли узнал бы. Только при ближайшем рассмотрении начинают проявляться знакомые черты. Родинка на шее. Отметина под нижней губой, которую она получила в детстве, упав с качелей. Набор колец на пальцах…
Алёна была другой. Оставалась прежней и в то же время была другой. Это было видно в глазах, заключённых в круги усталости: они превратились в два сливных колодца, куда, закручиваясь воронкой, утекает дождь. В движении языка, что с какого-то времени начал беспрестанно ползать по губам, как голодный слизень — нижняя губа даже слегка припухла. Кто-то говорил, что в зрелом возрасте приобрести новые вредные привычки так же тяжело, как избавиться от старых…
Хорь сделал шаг назад, пробормотав:
— Нужно выяснить, вернулся ли Виль Сергеевич.
Он повернулся и бежал с поля боя, на ходу надев белые казённые тапочки. За спиной мягко закрылась дверь.