Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём (СИ)

Следующие часы Алёна помнила очень смутно. Она пыталась записать всё, для чего приспособила сначала обои, а потом, когда из-за рези в животе стало трудно стоять, пол закутка между задними ножками кровати и шторами, похожими на содранную свиную кожу. Она перенесла клетку обратно на подоконник, в минуту затишья бездумно переставляла там цветы, добиваясь идеальной композиции, и когда Чипса выдала очередную пугающую фразу, уронила горшок с ползучим плющом и вновь схватилась за губнушку.

Когда через девятнадцать минут жако принялся чистить пёрышки, Алёна пинком зашвырнула под кровать мобильник и подняла книгу.

— Я буду здесь, когда ты вернёшься, — сказала она, поглаживая обложку с надписью «Устройство женского организма — пособие для практикующих врачей-гинекологов (издание на латыни, дополненное и исправленное, 1928 год)». — И тогда я всё расскажу. У нас больше не будет друг от друга секретов. Вместе мы найдём выход…

Только приходи скорее.

Блог на livejournal. com. 10 мая, 14:12. Перемены.

…Теперь могу наблюдать что-то новое каждый день. Жизнь снова удивляет многообразием форм… но об этом позже. Моя квартира стала огромным желудком. Превратилась в истерическую модницу, мадам, у которой не в ходу слово «ретро», зато активно пользуется выражение «бесполезное старьё». Гляньте только, с каким остервенением она начала уничтожать обои в коридоре! Это хорошие обои, оранжевые, с белыми стилизованными цветами и средневековыми башнями; и сегодня днём эти башни со звуком рвущейся бумаги отклеились от стены и сложились в два слоя прямо на полу.

То, к чему я привык, начинает рассыпаться в прах. Наверное, в будущем придётся привыкнуть и к этому. Время побежало с удвоенной энергией, замерев за окном, забросив все земные дела, оно устроило себе резиденцию у меня в квартире. Наблюдаю его проявления ежечасно: дерево гниёт и крошится как картон, холодильник кашляет и покрывается ржавчиной; несколько жалких магнитов, бывших в упаковках с йогуртами и кашей, перестали магнитить и ночью со шлепками, один за другим, осыпались на пол. Розетка ударила током, когда я полез подключать многострадальный чайник в комнате у девочек. Довольно неприятное ощущение. Во рту до сих пор солоновато от прокушенной губы.

Знаете, что это значит? Что в любой момент я могу просто не выйти на связь. Электричество в розетке вырвется на свободу и сожжёт материнскую плату компьютера. Да мало ли что может случиться? Жить как дикарь посреди цивилизованного общества, наблюдать в окно как молодёжь скучает на скамейках, уткнувшись в телефоны, и в то же время обрастать бородой, превращаясь в пещерного человека. Старая школа как она есть.

Я вдруг подумал, что наверняка найдётся человек, который хотел бы оказаться на моём месте. Бродяга, что бросает дом, семью, чтобы отправиться далеко-далеко по шпалам. Сколько таких людей мечтает вырваться из тисков общества и у скольких хватает на это воли? Сколько людей не спит ночами и мечтает, чтобы их вырвали, как больной зуб?

Я не мечтал, клянусь богом. Я, блин, собирался написать книгу… книгу, которая оказалась раскрашенным воздухом. Не нужная никому, включая автора. У меня появился ответ на один из заданных в прошлом вопросов. Помните, я говорил про мечту, про то, как обстоятельства вынудили меня стать дезертиром в собственной жизни? Так вот он, ответ, до которого я доходил последние несколько мучительных недель — я дезертировал из жизни очень давно.

Вселенная лучше знает, что тебе по-настоящему требуется. В это трудновато поверить, но я вроде как вытянул счастливый билет! Ей требовался летописец, и она взяла меня на круглосуточную ставку.

По крайней мере я наладил связь с собственным языком и могу теперь вести этот дневник не краснея, когда приходится его перечитывать, чтобы освежить в памяти некоторые моменты.

Наверное, нужно порыться в кладовой и соорудить себе топорик, чтобы прорубаться через джунгли — джунгли, которые неминуемо вырастут из моего ковра, превратят линолеум в невразумительные лоскуты.

Сегодня добрых полчаса потратил, разглядывая себя в зеркало. Неужели этот горбатый тип — парень, которого я привык видеть в отражении? Да он больше похож на урода, путешествующего с бродячим цирком, урода, что потешно кланяется зрителям и с удивительной ловкостью метает ножи (я метаю слова). Все мои уродства усугубились. Позвоночник искривился ещё сильнее, каким-то образом вздёрнув левое плечо над правым. Ноги укоротились. Я специально закатал штанины, чтобы проверить.

В любые времена бритва требовалась мне не чаще, чем раз в неделю. Папаня называл меня девчонкой за то, что я пользовался маминым эпилятором. Свою бритву мне никто не торопился покупать, а отцовской я не касался — зазубренная, вся в подтёках мыла, с искривлённой рукояткой, злобная, отхватит палец — только протяни! Два лезвия изрядно погрызла ржавчина, третье отсутствовало. Не помню, чтобы папа хоть раз менял там головку.