Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём (СИ)

Начал я с большой комнаты. Это помещение в пятнадцать квадратных метров, вытянутое, словно его раскатали скалкой. Просторное окно выходит в захламленный внутренний двор, где куцые деревца борются за жизнь с остовами советских автомобилей. Ещё вчера у меня появилась надежда, что кто-то из соседнего дома или просто какой-нибудь прохожий сможет меня увидеть. Поэтому я весь день проторчал у окна, принимаясь отчаянно махать руками, когда в поле зрения попадал кто-то из соседей по двору.

Купив эту квартиру (вместе с мебелью, гаражом-ракушкой и кучей рухляди в кладовой), я оставил всё как есть. Для бедного уборщика обставить с нуля новое жильё — невыполнимая задача, даже если учесть, что у меня осталась сдача после продажи квартиры в крупном городе. Обещаю тебе, читатель, если я не выберусь отсюда, последним постом в этом журнале я поведаю, где именно в квартире припрятаны деньги, чтобы ты, не дай Бог, не попортил мне подушки.

Так что выбор был невелик. Либо всё выбросить и спать на матрасе посреди огромной пустоты, либо довольствоваться тем, что есть.

Хотя…

Почему я оправдываюсь?

Мне просто не хотелось ничего менять. На момент совершения сделки я даже не удосужился выяснить, кто жил здесь до меня.

Риелтор, от которой я получил ключи и все сопутствующие документы, сказала, что здесь обитало какое-то семейство. Известная история: родители умерли, а дочери, должно быть, разъехались кто куда. Кажется, в тот момент риелтор больше всего алкала лекарства от жизненных неурядиц: глаза были отчаянно-мутны, изо рта несло так, словно там скончалась дворняжка. «Вообще-то я работаю в Выборге, — сказала она. — Но профессиональные интересы нашей… э… компании распространяются даже на аренду котлов в аду. Приехала поездом, чтобы встретиться с вами. Через два часа обратный, а мне нужно ещё заскочить в „Горилку“. Терпеть не могу поезда».

Я волен был избавиться от всего, начиная с раритетной ванны на львиных лапах и кончая личными фотографиями, письмами и рецептами от терапевта.

Я не был приверженцем «новой жизни с чистого листа». Если в квартире до меня кто-то жил — что ж, пускай, его вещи мне не мешают. Нарушив заповедь о сапожнике без сапог, я вытер везде пыль, выровнял покосившиеся фотографии (обнаружив на стенах под ними тёмные пятна: снимки висели на своих местах целую вечность), подклеил кое-где отставшие обои. Сейчас это ощущение притупилось, но тогда я думал, что люди, которые здесь жили, по меньшей мере… необычны.

Наверное, ничего странного в них не было. Просто я не имел счастья находиться в настоящей семье. Мои родители хоть и жили вместе, но были элементами совершенно разных углов в таблице Менделеева, отказываясь вступать в реакцию даже для того, чтобы выработать ДОМАШНИЙ УЮТ. Здесь же, судя по многочисленным фотографиям, бывшая хозяйка и её муж были отчаянно близки. Почти как сиамские близнецы. Они как будто вышли на минуту, скажем, прогуляться в ближайшем сквере, и уже никогда не вернулись. В шкафах висела одежда: женская и мужская в одной комнате, детская в другой. Через спинку стула небрежно переброшена жилетка с геометрическими узорами, которую, кстати, я теперь надеваю, когда решаю проветриться и сходить по приглашению городского главы вместе с остальными воинами кирпича, цемента и канализационных труб, на какое-нибудь мероприятие.

Собранный на треть пазл на журнальном столике. Пять зубных щёток в ванной — это не считая дюжины более старых в коробочке для всяких мелочей, вроде обмылков и оторвавшихся крючков. Несколько стульев, задвинутых под стол на высоких ножках. Герань, павшая смертью храбрых в борьбе с засухой, в большом горшке на окне. Позже я поменял её на живой экземпляр (с этого и началось моё увлечение домашними растениями). Коробка с недоеденными конфетами, твёрдыми, как речные камешки. Кружка с засохшим кофе. Так не умирают и не переезжают. Так уходят погулять.

Первые несколько дней меня мучили кошмары. Казалось, в замке вот-вот заворочается ключ, прежние хозяева как ни в чём не бывало начнут вытирать ноги о коврик перед дверью. Я привык жить в переносном смысле не снимая с головы шапку, готовый в любой момент покинуть помещение, и только по прошествии первого года струны, натянутые где-то глубоко внутри, начали наконец расслабляться. Со временем я почти сроднился с людьми на фотографиях, не раз ловя себя на том, что называю их про себя мамой и папой, а девочек — просто сёстрами.

Кто-то из вас сейчас наверняка покрутит пальцем у виска, но до недр комода я добрался только теперь. Сегодня, в 13:12, я вооружился щёточкой от пыли и начал по одной выдвигать полки, начиная с верхней.