Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём (СИ)

Если бы Хорь попытался вспомнить, как выглядел лосиный пастух, то потерпел бы полное фиаско — по большей части из-за своей никудышной памяти на лица, по меньшей — из-за густого масляного дождя, что сочился под черепной коробкой, делая мысли инертными и нежизнеспособными. А может, наоборот… но Юра и не пытался — потому что существо под шлемом не имело ничего общего с человеком. Может, когда-то, но не сейчас. Там была мешанина из полипов, каких-то неаппетитных присосок, ложноножек, что оставляли на стекле изнутри влажный след. Светло-коричневая кожа, вся в крупных порах, шла складками, рот, похожий на рыбий, открывался и закрывался, будто задавшись целью произнести как можно больше слов из одного слога. Единственный глаз, стиснутый со всех сторон воспалённой кожей, был идеально круглым, а зрачок вращался как планета вокруг свей оси. Слёзная железа сочилась жидкостью — уж конечно, лосиный пастух не такой человек, чтобы оплакивать всех, кто сегодня погиб, но всё же… И от всего этого образа исходил неприятный запах.

Юра понял, что его, конечно, заметили там, у пирса. Просто игнорировали… до той поры, пока он сам не обратил на себя внимание. Ведь это существо… этот монстр смотрел не глазами. Он смотрел сознанием — привилегия, дарованная после чашки чая в покоях у Изначального.

— У меня есть вопрос! — сказал Юра, будучи совсем не уверенным что его поймут. — Один единственный, и позволь мне задать его прежде, чем решишь меня убить. А если не позволишь, я… ну, тебе придётся тратить силы и время, чтобы не дать мне добежать во-он до той опушки. Хоть я не уверен, что это будет для тебя проблемой.

Образ мыслей лосиного пастуха изменился. Словно стрекот цикады, который вдруг зазвучал на полтона выше, заставляя задремавших на скамейках старух поднимать головы, а кошек — принюхиваться. Юра решил считать это насмешливой улыбкой. Он рванул из заднего кармана бумажник, который по счастливой случайности не потерялся, открыл его, теряя мятые сторублёвки и визитки. Показал лосиному пастуху фотографию в прозрачном кармашке. Алёнка там улыбалась одной из своих загадочных улыбок, от которых Юра никогда не знал чего ждать. Они могли смениться как грозой, так и ярким солнцем. В ямочках на щеках играл свет, ресницы чуть слиплись. На заднем фоне — вязь обоев. Он сам делал эту фотографию на плёночный фотоаппарат жены; получилось просто чудесно. Юра не переносил безликих фотографий «на документы» (хотя Алёна и на них получалась чудо как хорошо), поэтому предпочитал носить с собой пусть обрезанную, но настоящую фотокарточку.

— Вот, — сказал он, не отрывая глаз от безобразного содержимого водолазного шлема. — Я ищу девушку. Это моя жена, и я видел — все здесь видели — как она летала по воздуху, словно Ури Геллер, а потом погрузилась в голубое пятно. Но я видел… вернее, мне показалось, что я видел, как она исчезла перед тем, как соприкоснуться с водой. Ты был там, внизу. Так скажи, там моя жена или нет?

Глаз прекратил своё вращение, единственный зрачок, выглядящий, в отличие от всего остального, вполне нормально, сфокусировался на фотографии и расширился, заполнив почти всю радужку. Запах стал почти невыносимым, и Юра наконец распознал его: так пахнет рыба, сутки пролежавшая на солнцепёке. Левый иллюминатор пересекло быстрое движение — что-то лизнуло стекло изнутри.

Тон мысли его вновь изменился. Теперь это была пульсация. Мужчине показалось, что он почти слышит её, как звуки радио от соседей за стеной. Сосредоточившись, он услышал голоса. «Нет, — говорили они. — Нет». Нет, как двойка в четверти, не карандашом, а ручкой в журнал, и Юра не помнил, ставил он её или всё-таки получал. Нет, как «всё кончено», как осталось жить пять месяцев, как «сигареты Винстон суперлёгкие закончились… конечно, совсем». Отрицание, выраженное на все возможные лады.

— Но их нет, — вдруг послышался знакомый голос.

— У нас там только болота да комары, — другой голос.

— У тебя нет кофейных таблеток, — сказал некто голосом Алёны, только с утвердительной интонацией.

— О, никаких причин для волнений, — сказал… Копатель. Юра вздрогнул. Его не покидало гнетущее ощущение, что все эти люди окружили его и дёргают за одежду.

— Хватит! — завопил Юра, падая на колени и обнимая руками голову. Голоса исчезли. Кто-то напоследок насмешливо сказал: «Нет жизни без любви, понимаешь? Ты должен любить в своей жизни хоть кого-нибудь. Даже самого себя — и то сойдёт для начала. А вырастешь, переключишься на кого подостойнее».

Широко раскрытыми глазами Хорь наблюдал, как рвутся от натяжения на коленках брюки. Торчащие во все стороны нитки похожи на усы насекомых. Лосиный пастух ждал — его тень оставалась неподвижной, насколько неподвижной может быть тень, окружённая взбесившимся, вырвавшимся из-под контроля пламенем.

— Значит, её там нет, — тихо сказал Юра. — Тогда где она? Где мне её искать?

Биение мыслей чуть замедлилось.