Я начинаю злиться. – Господа, разве ж вы не видите, что он больной? – Вы, молодой человек, не вмешивайтесь. – Ах, господа, я вмешиваюсь не потому, что мне доставляет удовольствие с вами разговаривать. – Ну, так и… – И все-таки мне бы очень хотелось, чтобы вы оставили его в покое и удалились. Они пожимают плечами: странный человек… он сам напрашивается… – А все-таки интересно, где же это вы научились такому обращению? – Не знаю… По крайней мере, меня интересует другое – чем этот бедный Юрик заслужил такую немилость? – Все очень просто, молодой человек, – он целый год не плотит за комнату, а мы не имеем права держать в общежитии таких, которые по целому году не плотят! – Все это очень хорошо, господа, но вы поймите, что этому человеку платить совершенно нечем. – Нас это не касается, мы предупреждали его полгода, но он все-таки никак не хочет… – Как то есть – "предупреждали"? Сколько бы вы его ни предупреждали, от этого работоспособность к нему не вернулась. Поймите, что он болен, и бюллетень ему не оплачивают, потому что до болезни он проработал меньше года. Он уже целый год питается только черным хлебом, а вы не забывайте, что этот мальчик – туберкулезный больной, которому строго наказано соблюдать диэту. Они смеются… они не желают меня понимать… Взгляды их выражают снисхождение к моей глупости. – Родные у него есть, они ему помогают, значит, и уплатить могут… – У него всего-навсего один брат… – Но ведь он ему помогает… – Он высылает ему по сотне в месяц, он сам получает 600 рублей и на них содержит семью… – Молодой человек, вы, наверно, думаете, что мы сюда пришли разводить с вами философию… В ваших вон этих книжках, может, написано, что это и плохо… а надо видеть не только книжки, но и понимать… А то вы здесь, наверно, и капитализм скоро будете защищать… – Милые люди, я не собираюсь защищать капитализм, речь идет всего-навсего о защите Юрика, а он так же далек от капитализма, как вы, извиняюсь, от гениальности… Они снова не понимают меня и смотрят на меня вопросительно-весело… Они ужасно любят шутов, им нравится, когда их развлекают… А то ведь жизнь вещь скучная… работа в бухгалтерии… жена, дети… сливочное масло… зевота… А тут – есть над чем посмеяться, блеснуть былой образованностью… – Вы, молодой человек, никогда не интересовались, как я вижу, постановлением Московского Совета… – Совершенно верно, я не интересуюсь ни постановлениями Московского Совета, ни женскими календарями, ни… – Вот тогда бы вы поняли, наверно, что ваша философия совсем здесь не у места. Савостьянов, одевайтесь и собирайте свои вещи… – Юрик, лежи спокойно… Вспоминается Абрамов… Сейфутдинов наклоняется к ногам его и подбирает свои рукавицы… на лице его – жалкая улыбочка, словно бы ему и улыбаться стыдно… Абрамов пододвигает ему рукавицы ногой… Ему очень хорошо… Он испытывает физическое наслаждение, близкое к половому… еще бы только ударить ножкой по сейфутдиновской физиономии… Юрик встает, силится сдержать слезы… Он совершенно неграмотный… он улыбается… – Ну-с, господа, теперь я уверен, что вот этот графин "встанет на защиту человеческой гуманности". – Как вы сказали?.. – Я ничего не сказал, у меня просто есть желание наглядно, так сказать, продемонстрировать достижения нашей стекольной промышленности. В дверях негодует толпа… Старушки вздыхают: "Куда ж он пойдет…", "Больной же…", тупая молодежь смотрит на меня весело… они, как и конторские служащие, любят разнообразие… А то ведь, опять же, – скучно… – Вам вредно пить, молодой человек, и рассуждать вам рано еще… а то ведь мы с вами и без милиции справимся… – Даже? – Представьте себе. Вы думаете, что, если мы работники умственного труда, так у нас нет и кулаков… – Да, но ведь кулаки есть не только у работников, с позволения сказать, умственного труда… – Значит, вы хотите с нами драться… так, что ли?.. – Не знаю… мне почему-то кажется, что хочет драться тот, кто первый напоминает о существовании своих кулаков… Теперь они хорошо меня понимают… И даже тугая на соображение толпа мне симпатизирует… Это хорошо… – А вы остроумный… вам бы только в армию идти на перевоспитание… У меня в полку и не такие хулиганы были, а выходили шелковые… – Да… но тем не менее Юрик останется здесь… – Юрик, может быть, здесь и останется на ночь, а мы с вами пройдемся… – Ах, господа, если бы вы знали, как мне надоели уже эти субъекты в мундирах цвета грозового неба… – Вам, может, и Советская Власть надоела? Пройдемте, пройдемте… Времени у меня оччень много… – А у меня ровно столько же – терпения. Всегда пожалуйста.
6 августа
"Я взглянул окрест себя…" "…и, потирая руки, засмеялся, довольный".
9 августа