Дневник Жеребцовой Полины

Я написала Аладдину письмо. Письмо, которое он не прочтет. Я не посмею отдать его. Гордость моя не позволит. Я пришила письмо к твоим страницам, Дневник.

Вот оно:

«Аладдин!

Да будет доволен тобой Всевышний и хранит тебя на твоем пути. Я молю его о том, чтобы не была наша разлука слишком долгой, и очень скучаю.

Скучаю по тем мгновеньям, когда ты был рядом. Жду тебя. Твою улыбку и свет от нее в нашем доме. Мне всего 14 лет, это так мало, но за них я не встречала человека лучше и добрее тебя.

Мне никогда не забыть наши уроки под бомбежкой и твою заботу обо мне, словно я и впрямь была твоей сестренкой.

Я желаю тебе избежать смерти, пожить на Земле и побыть счастливым.

Всегда помни, что наш дом — это твой дом.

15.12.99 г.

Царевна».

18 декабря 1999

В наши дома пришла большая группа людей. Женщины и дети. Предводитель у них — мужчина лет сорока. Все его слушаются, он отдает распоряжения.

Эти люди рассказывали, что шли пешком из Микрорайона. Раньше все жили в одном многоэтажном доме. В их коллективе, в основном, русские и чеченцы. Но есть армянка, татары. Им необходимо найти, где ночевать сегодня? Временно обосноваться, не разлучаясь. Погреться. Переодеть сырую одежду. Нужна посуда, инструменты.

Разумеется, продукты. Лучший вариант — большой частный дом. Где все это есть.

В стихийной «семье» есть молодая женщина по имени Кира. Она сразу подружилась с Азой. С Кирой пришел ее сын. Он младше меня. Бойкий! Сам подошел, представился: Миша!

В первый день они отнеслись к нам неплохо: сочувствовали моему ранению. Физической слабости моей мамы. Я попросила топор (у них инструментов было много) — наш старый очень тяжелый. Миша заявил: «Одна секунда!» Позвал меня с собой. Мама разрешила. Мы пошли искать мне топор. Нашли. Маленький и легкий. Как раз для моей руки!

Мужчина, главный в их «команде», подарил маме канистру с соляркой.

Все эти люди внешне походят на бомжей. Знаю, они не виноваты. Несчастны. Бездомны. Но я с трудом скрываю свое отвращение.

Взяв чужой топорик, я выживаю. И они выживают!

Нас всех сделали грязными, голодными и учат воровать. Как это мерзко!

Люди этой «команды» идут по чужим дворам, как саранча.

Дети-подростки отработанными движениями осматривают карманы чужой одежды. Бегают по подъездам. Воруют. Всюду, везде они.

После обстрела, некоторые этажи в нашем доме просели, соединились.

Так же получилось и в доме напротив. Из-под крыши валит черный дым.

Но в крышах давно провалы. Пламя медленно гаснет само. Стены сырые, не топлено.

И внутри нашей комнаты идет то снег, то дождь.

21 декабря 1999

Вспоминаю Аладдина.

Последний раз мы виделись позавчера.

Он пришел ко мне в десять утра.

Мы стояли под снегом, держась за руки. Чудесное ощущение!

Он не хотел уходить. Он так смотрел на меня!

Но попрощался и ушел.

Вот и все.

Письмо я так и не отдала.

Царевна.

24 декабря 1999

Толстая Аза — наговорила сплетни новоприбывшим.

Теперь Мише не разрешают общаться со мной.

Не пускают к нашему подъезду. Главарь группы, проходя мимо, проворчал:

— Мы с вами разберемся!

Непонятно, что мы им сделали, в чем виноваты?

Наверное, в том, что не пьем. Не участвуем в беспределе. Терпим голод, не ходим грабить чужие дома. А еды нет.

В пожарном колодце с водой плавает дохлая кошка, но воду пили, и ничего. Никто не

отказался и никто не заболел. Живы. Сейчас чаще топим снег и пьем. Только с ведра снега — стакан воды. У соседок бабушек — мешок макарон. Они не делятся.

Перед уходом из дома макароны принес Мансур. В тот момент его мать щедро отсыпала нам ценное угощенье. Теперь наши соседи едят свои макароны сами.

Маманя моя — дура. Она всех подкармливала осенью. В том числе и Азу. Тогда у нас были продукты. Теперь ничего нет, кроме килограмма гнилой муки. Сегодня сильно стреляли из орудий. Горели верхние этажи, и часть из них рухнула. Взрывной волной сломало запертые двери на втором этаже. Мама связала их между собой и одновременно привязала к перилам лестницы. Но в наш подъезд пришли Аза, Лина, дядя Валера и другие соседи. Они сказали:

- Голод! Идет голод! — и стали искать еду по квартирам.

Мы нашли банку варенья. Я ела варенье ложкой, пока меня не затошнило.

Наша основная еда — стакан воды, одна ложка муки и покрошенный туда лук.

Выпиваем и ложимся.

Пять кошек у нас уже умерли. Мама хоронила их в садах-огородах за домом.

Над каждой рыдала, как над ребенком. Остался один кот. Большой и полосатый. Он, как и новые люди, явился из другого района города. Мы зовем его Хаттаб. Кот очень хочет жить! Ест соленые помидоры! Грызет полусырую, без масла, лепешку.

(Рецепт прост: сода, вода из снега, гнилая мука и разогретая на костре под обстрелом пустая сковорода.) Кот приносит убитых, обгоревших птиц. У кого-то периодически ворует сушеную рыбу. К счастью, он везучий — не попадается!

Вчера мы отняли у кота Хаттаба кусок рыбы и мгновенно съели!

Во дворе жители поставили круглую большую сеть. Насыпали крошек.

Ловят голубей в самодельную западню.

Ловят, ловят... Только голуби не ловятся.