Дневник Жеребцовой Полины

Тут пьяный русский сосед обнаглел и стал протягивать ко мне руки, приставать и говорить, что я «выделываюсь». А куда можно уйти в ночное время? По двору стреляет снайпер. Видны трассирующие пули. Я отшатнулась от этого человека и от его пьяных слез. Вышла из комнаты. Час сидела одна в своей разрушенной кухне. В темноте, с крысами.

Я, молча, молилась, чтобы Всевышний помог мне и Аладдин вернулся!

Я решила, что соглашусь стать его женой! И второй и третьей!

Лишь бы жить чисто, а не так, как живут остальные люди здесь, вокруг меня.

«Аладдин! Приди и спаси меня! Забери меня отсюда, поскорей!» — беззвучно звала я, вспоминая свой сон. Мне снилось, что Аладдин погиб и лежит среди развалин.

Не дай Бог, чтобы это оказалось правдой!

В комнате слышался мат Вовки и глупые разговоры. Свою мать в этот момент я почти ненавидела. Наконец, Вовка пошел к себе в дом напротив — спать.

Было слышно: на него кричит женский голос. Обзывает его грязными словами.

Это его родная жена.

P.S:

Сегодня утром при посторонних людях во дворе Вовка придрался к моей маме.

Он послал ее на х...

А я не вступилась, не стала ее защищать.

Так ей и надо!

Нечего дружбу с «грязью» водить!

Нечего пускать эту свинью к себе в дом!

Будур.

12 февраля 2000

Приехала мама моей подруги Хавы.

Первым делом кинулась к нам. Спросила, где ее муж Султан?

Мы рассказали:

- Султан, после похорон брата соседки Азы, пошел проведать ваш дом, в частный сектор. Утром 19 января нас выселили на «зачистку». Но с нами твоего мужа не было!

Мама красавицы Хавы сразу заплакала. Ее настойчиво позвали Аза и Вовка.

Сказали, что знают, где лежит Султан, и увели.

Как потом выяснилось, Аза, Ольга, Вовка и Лина, блуждая по частному сектору в поисках

наживы, давно нашли отца моей подруги. Его расстреляли, и не одного.

Рядом с ним на снегу лежали еще два человека.

- По этой улице и выше, — рассказывали местные жители, — шли федеральные части с осетинами. Это был кошмар! Ингушей они особенно ненавидели после конфликта в 1992 году из-за спорных земель. Так что расстреляли их втроем. Там были местный русский парень, чеченец, и привели этого ингуша. «Чтоб был интернационал», — смеялись российские военные. А хоронить тела не отдали.

Недалеко от этого места расстреляли старую женщину, в ночной рубашке и в теплом платке на плечах, и ее дочь. Дочь была полностью раздета, лет тридцать.

Примерно через два квартала и выше, если подниматься от нас по частному сектору в гору, расстреляли девочку-чеченку семи лет с ее матерью и с теткой. Люди с этой улицы рассказали, что старшую сестру расстрелянного ребенка, девушку примерно моего возраста военные увели с собой.

В подвал общежития от Хлебозавода военные бросили гранату.

Погибли и чеченцы и русские люди, которые прятались там от обстрелов. Много людей! Были дети.

Мать одной из убитых женщин, по имени Галина, мы встретили на базаре «Березка». Вероятно, там и погибли молодые чеченки, у которых однажды мы прятались от бомбежки в районе «Березки». Во всяком случае, они втроем собирались именно в этот подвал.

19 января нас вывели из родных домов. Мы скитались девять дней на территории, где уже закрепилась часть федеральных войск. Тогда мы все считали: с нами поступили жестко и несправедливо. А на самом деле нас спасли!

Я вспомнила фразу одного из военных: «Другие части идут. У них — жестче!»

Значит, мы ошибались!

Они только играли с нами, уже зная, как будет с теми, кто останется в своих домах.

Их прикончат те, кто придет потом.

Голодные собаки давно перешли на мертвечину.

У Султана, примерного семьянина, мирного жителя, отца двоих детей, были обгрызены лицо и рука. Его завернули в большой ковер и увезли на тачке. Вдову проводили Лина и Аза. Вернулись и рассказали, что на военных постах спрашивали:

— Что, ковры везете?

А жена показывала ноги мужа в ботинках.

Случайно им встретились иностранные журналисты. Они сняли соответствующий сюжет. Взяли интервью, пообещали: «Будет документальный фильм!»

Бедная Хава! Она так любила своего отца!

Жутко! До чего дошли люди!

В голове моей звучит музыка и слова песни Виктора Цоя:

Две тысячи лет война!

Война без особых причин.

Война — дело молодых,

Лекарство против морщин.

P.S:

Мы, наверное, уедем куда-нибудь — нельзя же жить в руинах?

Мне нужно закончить школу.

На Зеленом заборе сгоревшего детского сада я обязательно напишу:

«Аладдин! Будур уехала...» и свой примерный адрес.

Если он жив, найдет меня.

Я его люблю.

Царевна.

13 февраля 2000

Постоянно ругаюсь с мамой. Она говорит гадости, кидается с кулаками. У меня с ней были сложные отношения с младенчества. А в последнее время, видимо, в связи с войной, ее душевное состояние ухудшилось, и надломилось.

Вчера к вечеру я почувствовала себя плохо: болели печень, желудок, сердце. Я ведь одна делаю всю работу — рублю дрова, готовлю, стираю, несмотря на ранения. А едва я падаю от слабости или боли в ногах, она кидается ко мне и кричит, что поднимет меня за волосы, если я не буду все делать по дому. Бьет меня по лицу и ругается.