Дневники

Поезд опаздывает, идет долго — свыше трех часов. В вагоне душно, жарко. Мы лежим на верхних полках, прислушиваясь к шуткам красноармейцев внизу, которые говорят о барышнях — видимо, тоскуя по ним. Темно. Света в вагонах нет.

Дома все довольны, и в особенности Комка, которому я принес убитого голубя и нечто вроде перепелки.

Телеграмма Щербины — “Новый мир” до новогодней сметы денег не даст. Полгода лежит роман, полгода я не могу получить за него! Ужасно,— а более того,— отвратительно. На сон грядущий читаю объявление о том, кого можно стрелять,— и мне снятся обои в узбекской комнате, составленные из дичи.

 

5. [X]. Понедельник.

Ответ Сталина на три вопроса американского журналиста, из которых видно, что отношения наши с союзниками испорчены вконец и, возможно, мы им поставили ультиматум. Кто знает, не выйдем ли мы из войны?

Разговоры о “трех ответах” (недоумение): “Если первостепенное значение второй фронт, то как согласовать с этим третий ответ, что СССР сильней Германии или какой-либо другой страны. И не является ли это косвенным намеком на то, что мы согласны на мир с немцами и дадим отпор "любой стране", т.е. Англии, буде та помыслит напасть на нас”.

152

Погодин сказал за обедом:

— Самое страшное для меня то, что водку повысили в цене на сто процентов.

Шемякин рассказывал о Серове: “Очень был застенчив, когда вам отвечал, краснел и злился, что не так ответил. Жизнь была сплошным мучением, так как во всем подозревал, или вернее видел, плохое”. Старик очень радуется, что способен рисовать по памяти, так как никто не может позировать: “Но, мне думается, что старые мастера тоже рисовали по памяти. Тогдашние папы и кардиналы были заняты не менее теперешних и тоже не хотели позировать.— Я спросил о том у Серова. Мы ехали с ним по Камергерскому на извозчике. Проехали переулок, и Серов сказал: “Я тоже так думал”.

Приехал В.Катаев. Встретились в столовой — не поздоровались. В.Катаев — не столько бесчувственная скотина, сколько испорченный дурак, развращенный другой — очень расчетливой скотиной,своим братом.

 

6. [X]. Вторник.

Бои за Сталинград продолжаются. Позвонили из кино — “Хлеб” читают.

Впервые, после четырех месяцев, не менее,— прошел дождичек. С этим совпало сообщение, что через неделю, не более, город погрузится во тьму. Выключается у частных людей электричество. Будет электричество у профессоров, академиков, лауреатов и т.п., да и то одна 25-свечовая лампочка (6 кв. в месяц) — способная гореть по два часа в сутки.

Из Москвы получил сообщение — обязательно переменить название “Бой за Дворец культуры”¹⁵². Почему? Я понимаю, когда выключают у меня электричество, но не понимаю, почему нужно выключать название книги, если вся книга разрешена к печати.

Небо словно в табачном дыму.

С непривычки противно.

Вечером дождь.

 

7. [X]. Среда.

Небо и все окружающее такое, словно весной выставили раму. Дождь прошел, сухо, тепло.

Откликов из-за границы на “три ответа” нет. Это — тревожит.

153

Наверное, Европа пишет, что мы ведем разговоры о сепаратном мире. По-видимому, эти “три ответа” — три клина, основательно вбитые между нами и союзниками. Но по всему видно, что не вбить этих клиньев нельзя. Слова Сталина, обращенные к Уилки “чтобы они не покровительствовали”, не означают ли, что Америка предложила нам свершить кое-какие политические уступки? Все возможно. И естественно, наши могли рассердиться, предпочитая, в случае сепарата, потерять часть территории, которую можно вернуть, чем часть политических достижений, которые возвращаются с большим трудом, чем территории.

Вообще обстановка крайне напряженная “как никогда” — сказала Тамаре жена местного секретаря ЦК. Оно и видно. Вчера Халима Насырова встретила меня в столовой, говорила: “Ехала семь дней из Сталинабада. Тяжело. Женщины с детьми грудными едут на крыше и рады, потому что по пустыне идти трудно...” — “И все-таки идут?” — “Да, все-таки идут”. С жалобной и в то же время актерской улыбкой ответила она.

Вчера вечером приходил прощаться Дьяконов. Он уезжает в Сухан-Дарьинскую область педагогом.— “Не представительный я”,— сказал он с жалкой улыбочкой, и действительно,— никак ему не удается устроиться,— зацепки нет, да и к тому же нос постоянно красный, считают за пьяницу, хотя на какие же деньги можно сейчас пьянствовать?

Вчера звонил секретарь парторганизации завода № 84 Кало-мийцев, он сказал: — “Приходите завтра утром в десять”. Пришел. А он ушел к директору,— и будет через три часа. Хоть бы извинения оставил, скотина. Просто-напросто забыл! Написал ему письмо — с просьбой взять на самолет в Москву, но чувствую — вряд ли выйдет это. После каждого посещения канцелярии на сердце — свинцовая тоска.

 

8. [X]. Четверг.

Бой за Сталинград продолжается. Откликов на “три ответа” нет.

Калошин обещал отвезти в Москву. Не знаю, правда ли.