Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея

7 марта. Вторник. Продолжал рецензию. Выбивают из научной колеи газеты, хамски топчущие в грязь то, перед чем вчера пресмыкались. В самых оскорбительных выражениях статьи об отрекшемся императоре и членах императорского дома. Был в Архиве МИД, чтобы навести несколько справок; там как раз в это время выносили портрет государя из залы, чтобы поместить его среди других портретов. Вечером у меня Егоровы и Готье. Толки о событиях. Единодушное осуждение крайностей левых. Егоров только что вернулся из Петрограда, куда он ездил, сопровождая Кишкина, московского комиссара или генерал-губернатора76. Он побывал там на заседании Совета министров.

8 марта. Среда. В газетах продолжается вакханалия, напоминающая мне сцены из реформации XVI в., когда ломали алтари, бросали мощи, чаши, иконы и топтали ногами все те святыни, которым вчера поклонялись. Прочтешь газету – и равновесие духа нарушается. Мысль идет к текущим, или вернее, к мчащимся событиям, и бурно мчащимся. Переворот наш – не политический только, не революция июльская или февральская. Он захватит и потрясет все области жизни и социальный строй, и экономику, и науку, и искусство, и я предвижу даже религиозную реформацию. В частности наша русская история испытает толчок особенно сильно: новые современные вопросы пробудят новые интересы и при изучении прошлого, изменятся точки зрения, долго внимание будет привлекаться тем, что выдвинулось теперь, будут изучаться с особенным напряжением революционные движения в прошлом. Положительное, что сделано монархией, отступит на второй план. Надолго исчезнет спокойствие тона и беспристрастие. Разумеется, со временем все войдет в свое спокойное русло, но вопрос, как долго ждать этого. Наука наукой останется и после испытанной встряски. Методы не поколеблешь общественным движением. Наука – одна из твердых скал среди разбушевавшегося моря.

9 марта. Четверг. Утром работал над рецензией, а затем читал на Богословских курсах, где сказал несколько слов по поводу событий. На втором часе читал об общественном строе в Киевской Руси. С Курсов пришел домой, а к 8 часам надо было идти в Университет на государственный экзамен в круглой зале Правления, т. к. новое здание всецело занято под митинги. Никого из держащих экзамены по русской истории не явилось, и мы собрались напрасно. Грушка, Готье и М. К. [Любавский] рассказывали о вчерашнем бурном собрании младших преподавателей, на котором выяснялся вопрос об отношении к войне и о «моральном очищении университета», об удалении ставленников Кассо. М. Н. Сперанский принес весть о том, что Совет рабочих депутатов в Петрограде стремится сместить Временное правительство и уже будто бы произошло столкновение. Все были поражены. Всем услышанным я был взволнован до глубины души. Беседа происходила в ректорском кабинете.

10 марта. Пятница. Семинарий на В. Ж. К. Против ожидания, я нашел аудиторию в обычном составе. Начал занятия, сказав несколько слов о происшедшей перемене, и затем перешли к разбору Псковской правды, причем дело шло с каким-то особенным вниманием. Вечером у меня был Вл. А. Михайловский, также с тревогой и скептически смотрящий в будущее. С удовольствием с ним поговорили. На улицах мальчишки, продавая листки, кричали: «Преступления Николая II»!

11 марта. Суббота. Утро за очень прилежной работой над рецензией. Тягостное заседание Совета в Университете. Новое здание все продолжает быть занятым милицией, арестованными и т. д. Грязь в четверть аршина на полу, все скамьи и столы также покрыты грязью. Проф. Спижарный заявил, что в новом здании завелся возвратный тиф. В Богословской аудитории заседают вновь образовавшиеся студенческие организации: «Студенческий дом» и «Совет студенческих депутатов»77. Все это делается «захватным правом». Университетские власти бессильны. Положение Совета самое унизительное. Решено идти навстречу, образовать общий комитет из профессоров, младших преподавателей и студентов для улаживания разных подобных вопросов. Другой вопрос был о «моральном очищении Университета», т. е. об изгнании из Университета лиц аморальных (тут подразумеваются профессора Венгловский и Статкевич, которые уже сами подали в отставку78). На собрании младших преподавателей назывались разные другие имена, уже не аморальные, но неугодные. Чтобы положить этому предел, у проф. Андреева собиралось совещание и написало бумагу с предложением ходатайствовать перед министром о назначении всесторонней ревизии Университета с 1911 г. Грушка произнес речь, довольно бестактную, о требованиях младших преподавателей и о проскрипционных списках, которые придется составить. Это произвело давящее впечатление. Предложение о ревизии было принято единогласно. В нынешнем заседании блеснул И. И. Иванов, красноречиво доказывавший, что уступки студентам ни к чему не поведут, что они захватили власть. «Мы не для того сломали царя, – закончил он, – чтобы попасть под тиранию толпы». Заседание было томительное. Я пришел домой совершенно усталым. Был у Карцевых.