Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея

13 октября. Пятница. Готовился к лекции. На собрание общественных деятелей попал только к часу дня, пропустив доклад Брусилова из-за зубов, а от речи Рузского должен был уйти, спеша на Высшие курсы на семинарий. Слышал только две речи офицеров, в самых мрачных красках рисовавших развал и упадок нашей армии. Содержание брусиловского доклада мне передавал Холь, а также А. К. Мишин. Последний рассказал мне о происшествиях в Академии на диспуте Туберовского, который тянулся два дня – вторник 10 и среду 11-го – и кончился в среду в 8 ч. вечера. Тареев держал себя непозволительно и оскорбил Флоренского, который вышел с заседания, а за ним поднялись и ушли несколько профессоров. Пришлось прервать диспут и уговаривать поссорившихся, которые вернулись, примирились, и все устроилось к лучшему. Видно, что людям нечего делать, поэтому и устраивают такие диспуты. На Курсы я пришел, т. е. с большими препятствиями приехал на трамвае, под впечатлением развала в армии и потому на семинарии был несколько рассеян. Вечер дома за подготовкой к лекции. Лиза уходила в театр (это день ее рождения), и мы сидели в кабинете с Миней вдвоем.

14 октября. Суббота. Лекция в Университете о московской царской власти. Оттуда прошел к Ив. Вас. Попову в Милютинский переулок, где он квартирует в Москве, передать ему доверенность на свой голос для завтрашнего заседания Совета Академии, на котором должен избираться инспектор. Итак, за одну неделю 8—15 октября три совета в Академии, да один длящийся двое суток. О, автономия! Сколько времени и сил ты отнимаешь у научной производительности! Вернувшись домой на трамвае, т. к. ноги отказываются служить от чрезмерной пешей ходьбы за последнее время, нашел у себя разгром. Л [иза] с Миней занимались натиранием полов в кабинете за неимением полотеров. Я очень устаю от лекций в Университете, и было очень досадно, что не нашел дома спокойного угла для отдыха. Вечер провел у Д. Н. Егорова по случаю дня его рождения. Было большое собрание и прямо феерическое угощение: громадный пирог, икра, рыба, телятина! И это в наши-то времена. Как-то даже было неловко. Просидели долго, разговаривая о политике, о большевиках, об армии. Резко и производя крайне неприятное впечатление, говорил Д. П. Кончаловский, состоящий теперь при Московском штабе. Он защищал Грушевского – этого Мазепу. Но на армию и он смотрит крайне пессимистически и считает ее окончательно и безнадежно развалившейся. Говорили о предстоящей с завтрашнего дня забастовке московских городских рабочих, и в первую очередь трамвая.

15 октября. Воскресенье. Великолепная, солнечная, теплая погода, но выходил я только на короткое время утром. Чувствовал весь день какую-то усталость, до такой степени много приходится теперь двигаться пешком. Читал рефераты студентов Духовной академии, а затем присланную мне Ю. В. Готье книгу Вальденберга о власти русских государей232. С Миней случился эпизод: затеял ссору с мальчиком на соседнем дворе, неким Левой, который у нас прежде бывал и с которым он был приятелем, и стали перебрасываться камнями, и Миня разбил у них стекло. Оттуда пришли жаловаться. Он горько плакал, сознавая вину и будучи за нее лишен удовольствия – предполагавшейся поездки к Богоявленским.

16 октября. Понедельник. Мучительная поездка к Троице. Весь поезд (Ярославский) был битком набит «товарищами солдатами». Вагон II класса точно так же. Кроме «товарищей», в моем отделении ехали еще дама с грудным младенцем и с нянькой. Младенец всю дорогу неистово кричал. Дама очень смущалась, что он беспокоит пассажиров, но я ее успокаивал, говоря, что младенцу орать свойственно, что крик его самый здоровый и пр. Тем не менее, несмотря на крик, на солдат и на громкий разговор двух «товарищей» рабочих об их организациях, я читал сочинение одной из курсисток. Двери в вагоне были завалены багажом солдат, и выходить можно было только с трудом, на противоположную станции сторону.

17 октября. Вторник. Утро работал над биографией, но постоянно отвлекали. То звонки по телефону, то привезли капусту, то пришел студент, то Липа и Шурик [Богословские] зашли к нам из амбулатории. Сделал очень немного. Был на факультетском заседании, где Грушка был переизбран в деканы 17-ю голосами против 4-х. Успех блестящий. Рассматривалось прошение некоего Самуила Гершковича Лодзинского, лезущего к нам в приват-доценты233. Из прошения неясно было, сдал он магистерский экзамен в Петроградском университете или нет, и оно было отклонено. Юра Готье хлопочет все о пересмотре магистерских программ и предполагал для этого собирать заседания из профессоров, приват-доцентов и оставленных. Я возражал против приглашения последних, ибо их мнение в данном вопросе не имеет никакого значения. Да притом магистерский экзамен держат и не оставленные при Университете. Слова мои показались убедительными, и потому решено собраться в составе профессоров и приват-доцентов только. Из Университета я прошел к Богоявленским и у них до 9 ч. (день рождения моего крестника Мини).