Дневники 1913-1919

18 марта. Суббота. Утром Лиза сообщила мне, что вчера вечером принесли бумагу из Университета с предложением подать в отставку в трехдневный срок и с предупреждением, что если прошения не подадите, то будете уволены без прошения. Хотя это и формы, но все же было тягостно и неприятно. Зато я сегодня же испытал очень радостное состояние. В час дня по телефону позвонил мне наш филолог студент Счастнев и сказал, что ко мне придут сейчас пять студентов, уполномоченных от общего собрания филологов, по очень важному делу. Это было очень неожиданно. Вскоре, действительно, явились пятеро, из коих 4 мои лучшие семинаристы: Витвер, Счастнев, Абрамов и Штраух. Пятый Камерницкий. Витвер входя держал в руках бумагу, оказавшуюся адресом, который он и прочитал. Адрес составлен в самых теплых выражениях. В нем заявляется, что одновременно с тем студенты-филологи подают заявления в факультет с просьбой принять все меры к сохранению меня среди профессоров факультета. Я был растроган до глубины души; в горле у меня очень щекотало, едва овладел собою. Я горячо их поблагодарил, сказал, что мне тяжело расставаться с Университетом, и т. д. Затем мы сели, но приветственные речи еще продолжались. Я стал протестовать против слишком лестных эпитетов. Мы потолковали еще несколько минут, и я успокоился. Прощаясь, я сказал им, что их посещение и приветствие были для меня светлым лучом среди темных туч, надо мною нависших. Такое сочувствие доставило мне большое удовлетворение. Я и не подозревал студенческих симпатий ко мне. Был на Курсах, где вел семинарий вместо вчерашнего. Вечером в ОИДР на годичном заседании, где читал Н. П. Попов доклад о католическом влиянии на Иосифа Волоцкого. Но читать он начал поздно, и доклад был большой, полный разных деталей о рукописях, что можно было бы опустить.

Я ушел до конца. Перед открытием заседания А. И. Соболевский рассказывал о событиях в Балтийском флоте.

19 марта. Воскресенье. Работал над рецензией до 3 часов дня. Вечером у нас Холь и Миша, затем Рахмановы и, наконец, М. К. Любавский. Говорили об Университете. М. К. [Любавский] больше ректором не хочет оставаться. Жаль.

20марта. Понедельник. Утро за рецензией. Отправились с Миней в баню в 12-м часу дня. Я его взял с собою в первый раз, и для него это было важное событие, о котором он говорил не без волнения. С трудом дошли туда пешком: тает, грязь, по тротуарам двигаются солдаты с ружьями. Центральные бани бастуют. Прошли в Сандуновские, которые работают. Остальной день дома. Вечером у нас Богоявленские, очень интересовавшиеся поднесенным мне адресом.

21 марта. Вторник. Очень прилежно работал все утро до 3 час. над Гневушевым, пользуясь тишиной благодаря отсутствию Л[изы] и Мини. Окончил разбор первой главы. В 4 ч. отправился к Троице «пешком», т. е. до вокзала. На вокзале встретил С. И. Соболевского, с которым и ехали вместе. Я ему рассказал о событиях в Академии после его отъезда в прошлый понедельник; он мне рассказал о сегодняшнем заседании факультета, где читалась студенческая бумага обо мне. Она на Соболевского произвела хорошее впечатление. Сегодня же был и Совет, на котором решили сдаться на требования «ушедших». Все это откладывается в долгий ящик. Ну, будь что будет. Весна. Тает. В Посаде грязь отчаянная. 10 час. вечера. В гостинице.

22 марта. Среда. Экзамен по истории русской церкви в Академии у нового доцента Серебрянского. Очень хорошие ответы, и программа, преимущественно историографического характера, очень обстоятельная. В профессорской оживленные беседы о текущих событиях. Спорили и по вопросу о переносе Академии в Москву. Я стоял за сохранение ее в Посаде, и главный мой аргумент: лучшие занятия студентов в сельской и монастырской тиши. Я заходил было к И. В. Попову, но он, оказывается, уже трое суток не ночевал дома – находится в Москве на епархиальном съезде. Приехав в Москву, увидел у себя бумагу от ректора [М. К. Любавского] с извещением, что с 21 марта я освобождаюсь от обязанностей и увольняюсь «в заштат», что называется. Итак, оказался заштатным. На все надо смотреть философски: о fallacem hominum spem fragilemque fortunam![47] сказал кто-то. В «Русских ведомостях» заметка о бывшей у меня студенческой депутации.

23 марта. Четверг. Каждый № газет что-нибудь неприятное мне приносит. Сегодня официальное известие о нашей тяжелой неудаче на реке Стоходе⁸⁴. Само сообщение признает наши тяжелые потери. Грустно! Что за причина? Неужели упадок дисциплины в армии? Утро за Гневушевым, и весь день, впрочем, за ним же до 7-го часа. Начал читать присланную мне Заозерским книгу «Царь Алексей Михайлович в своем хозяйстве»⁸⁵.